Фантастика и Детективы 2014-07
Шрифт:
— И те, и другие вне моей компетенции, Ватсон. Займемся делом насущным. Буква «S» — spy. Шпионы!
Светлана Васильева
27 февраля 1961 г.
Письмо из России
Мой друг Шерлок Холмс всегда поражал меня проницательностью, однако в тот вечер он превзошел самого себя.
Я возвращался от пациента и по старой памяти заглянул на Бейкер-стрит — в свою бывшую холостяцкую квартиру.
Холмса я застал в его любимом кресле.
Не вынимая изо рта трубки, он указал на диван и снова прикрыл глаза. Зная, что в такие минуты его лучше не беспокоить, я уже собирался было поднять и расправить валявшийся на полу номер «Дейли-газетт» (прочитанные Холмс обычно комкал и отшвыривал), когда на глаза попалась лежащая на столе между нижней челюстью эоантропа и золотой гильотинкой для сигар (откуда она тут — Холмс же отродясь не курил сигар?) рукопись на незнакомом языке. К счастью, ниже следовал перевод:
«КОЛОБОК
Жили-были старик со старухою. Просит старик:
— Испеки, старуха, колобок.
— Из чего печь-то? Муки нету.
— Э-эх, старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети, авось муки и наберется.
Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две…»
Текст был небольшим, поэтому я довольно быстро пробежал его глазами.
— Что скажете, друг мой?
Умение Холмса мгновенно переходить от полного покоя к самой кипучей деятельности всегда меня восхищало.
— Без сомнения, перед нами сказка.
— Верно подмечено. Еще?
— Для детей, — после минутного раздумья добавил я.
— А вот здесь, мой дорогой Ватсон, вы ошибаетесь.
— Но…
— Давайте обратимся к фактам. Итак, что мы имеем?
— Пожилую крестьянскую супружескую чету.
— Отлично, — приободрил Холмс.
— По просьбе супруга крестьянка испекла колобок, и они, вероятно, собирались ужинать.
— Они! — азартно подчеркнул Холмс. — Заметьте, Ватсон, они! Крестьянка положила горячий хлеб к окну… Дальше!
— Дальше, собственно, начинается сказочная часть.
— Ничего подобного, Ватсон, дальше начинается вранье!
— Черт возьми, Холмс! — воскликнул я. — Если придерживаться подобной точки зрения, любую сказку придется классифицировать, как вранье!
Не будучи поклонником этого жанра, я тем не менее позволил себе несколько слов в его защиту: напомнил моему чересчур уж практичному другу об аллегориях, о пользе сказок, о заложенной в них скрытой морали.
— Поздравляю, Ватсон, вы только что блестяще подтвердили мою версию этого преступления.
Я вытаращил глаза.
— Читайте, — на этот раз Холмс протянул мне распечатанное письмо:
Дорогой мистер Холмс!
Будучи немало наслышан о деяниях великого частного сыщика и любителя всяческих трудноразрешимых и вовсе неразрешимых загадок, решился Вас побеспокоить.
Вознамерившись составить книгу для детей, я перечитал сборник русских народных сказок собранных г-ном Александром Николаевичем Афанасьевым и с удивлением обнаружил, что одна из них совершенно выбивается из ряда всех себе подобных. Увы, я не в силах с определенностью сформулировать, чем именно не понравилась мне сия история, за которой чудится нечто странное и загадочное, если не зловещее, хотя мотивировать своего неясного ощущения никоим образом не могу.
В меру сил и способностей переложив текст вышеупомянутой сказки на английский язык, присовокупляю его к письму в надежде, что Ваш светлый разум сумеет рассеять сумрак моих туманных домыслов.
Примите уверения в совершеннейшем к Вам почтении,
Я был потрясен. Холмс, всегда с такой щепетильностью подходивший к выбору подлежащих расследованию преступлений — и вдруг заинтересовался подобной безделицей!
По своему обыкновению Холмс не замедлил ответить на невысказанный вопрос.
— Вы неправы, Ватсон. Во-первых, кому еще браться за подобное дело, как не нам, живущим на Пекарской улице! Во-вторых, убийство — далеко не пустяк.
— Убийство… колобка?
— Мой дорогой друг, — улыбнулся Холмс. — Разве не вы только что, столь страстно защищая сказки, вспоминали об аллегории?
— Да, — согласился я, — но какая может быть аллегория в том, что крестьянка испекла колобок?
— Вы абсолютно правы, никакой: начало нашей истории более чем реалистично, зато продолжение… Если бы дело происходило не двести-триста лет назад, а сейчас, то при вскрытии трупа…
— Трупа? — переспросил я, уже окончательно запутавшись.
— Ну, разумеется, — невозмутимо парировал Холмс. — Это же элементарно, Ватсон! В документе четко сказано: крестьянка с трудом наскребла муки, чтобы испечь хлеб. Что это, по-вашему, означает?
— Рискну предположить, что крестьяне испытывали крайнюю нужду.
— То есть попросту голодали. Итак, голодная крестьянка испекла колобок, положила его на окно, чтобы остудить и, вероятно, вышла по каким-то хозяйственным делам. Что делает в это время крестьянин? Пожирает взглядом румяный колобок, вдыхает его аромат, наконец, не выдерживает и съедает, не дождавшись супруги. А теперь представьте, Ватсон, изможденную голодом женщину, которая вместо свежеиспеченного хлеба получила на ужин сочиненную мужем небылицу.
— Небылицу?
Холм придвинул рукопись:
— «Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше…»
— Каково? — продолжал он, поднимая глаза. — Неудивительно, что рука крестьянки сама собой потянулась к ухвату! Совершенно уверен: кроме расколотого черепа, на костях убитого наверняка остались следы ножа. Разделочного ножа, Ватсон!