Фантазеры
Шрифт:
— Воинский устав существует ух сколько, — сказал Гриценко, — а психология наука молодая.
— Правильно. Правила поведения сначала создавались опытным путем, как мы сейчас бы сказали, методом проб и ошибок, а потом уж пришли психологи и кое в чем разобрались, что-то сумели подсказать.
И еще одно: во время революции флот выдвинул не только Колчака. Были офицеры, которые сразу встали на сторону революции. Основная часть придерживалась такого рассуждения: «Мы люди двадцатого числа (двадцатого числа офицеры на флоте получали зарплату), мы тоже почти пролетарии,
— Благородная позиция, — задумчиво сказал Карпенко.
— Не совсем. Она возникла из-за того, что офицеры стояли в стороне от народа и не понимали — матросы это тоже часть народа, а они уже сделали выбор. Кроме того, строевые офицеры все были из дворян, пусть многие и не владели личным состоянием, но у многих старшие братья, отцы и деды были помещиками и богатыми людьми. И все же лучшая часть офицерства, пусть не сразу, но пришла в революцию. Вы удовлетворены ответом, товарищ Столбов?
— Не совсем.
— Что ж, доспорим в другой раз, а сейчас, — Юрий Евгеньевич посмотрел на часы, — до построения на увольнение осталось сорок минут, прошу приналечь на приборку и не опаздывать в строй.
Через двадцать две минуты запыхавшийся Карпенко доложил:
— Приборка окончена.
— Пусть БЧ готовится к увольнению.
— Есть. — И уже в дверях растерянно: — А вы принимать не будете?
— Я занят. — Доватор уткнулся в схему, — Надеюсь, вы меня не подвели.
За две минуты до построения Юрий Евгеньевич вышел в коридор. Столбов уже в форме первого срока старательно протирал подоконник. Сделав вид, что ничего не заметил, инженер-лейтенант повернул обратно.
Дверь распахнулась без стука. В комнату влетел чемодан и шлепнулся на постель. Доватор улыбнулся недоверчиво: так входить мог только Клемаш… «Здесь? Любитель асфальта? Или его уже поперли из управления?» Точно на чемодан легли перчатки.
— Клемаш, бродяга, входи!
— А откуда ты знаешь, что это я? — раздался веселый голос из коридора, и Клемаш вошел. Шинель в талию, плечи как влитые. На такие плечи можно сразу класть погоны капитана третьего ранга как минимум. А фуражка, а козырек! Интересно, куда патрули в Москве смотрят, или они насчет морской формы некомпетентны? Доватор пошел навстречу, растопырив руки.
— Ну и шикарным ты мариманом в Москве стал. Тебя что, на флот отправили? У меня тут место для второй койки имеется.
— А я распорядился.
И действительно, два матроса уже вносили койку. Старшина шествовал с одеялом и бельем. Старшина шествовал почтительно.
«Ну и ну, — подумал Доватор, — меня так не встречали».
— Слушай, почему к тебе наш старшина проникся такой любовью?
— Знает, прибыл представитель из центра. Сначала он опешил, увидев мои погоны, а потом решил, что я переодетый капитан первого ранга…
— Шику от тебя, Клемаш, как пыли от… — Доватор запнулся.
— Хорошо, что тебе в голову не сразу приходят непочтительные сравнения. Ты как-то забываешь — перед тобой представитель центра. Мы еще посмотрим, кто раньше адмиралом станет.
— Брось. Ты настолько любишь жизнь во всех ее проявлениях, что ни на какие самоограничения не способен, хотя бы того требовала карьера.
— Да, в адмиралы я не собираюсь. Тут нужна слишком большая целеустремленность. А устроился ты шикарно. Какой вид из окна!
— Пойдем в сопки?
— Думаешь, что лежит в моем шикарном чемодане?
— То ли коньяк, то ли водка.
— За кого ты меня принимаешь? Там свитер, лыжная шапочка и стриксы. Между прочим, две пары, финские к тому же. Сейчас помрешь от восторга.
— Ну, Клемаш, спасибо! Умных офицеров держат у нас в управлении. Но самое мудрое, что сам приехал… Подожди, тут один человек в доме есть, я у него мигом лыжи возьму.
— А у человека случайно не тридцать пятый номер ботинок?
— Нет, Клемаш, у человека сорок второй, если не сорок третий. Он из десятого класса, очень, я должен сказать тебе, симпатичный человек.
— У него, конечно, сестра есть.
— Есть. Прелестное к тому же существо. Глаза серые, огромные серые глаза.
— Ну я, кажется, вовремя приехал. Познакомишь?
— Не знаю.
— Смотри не зажимай, а то на свадьбу прилечу, но пить не буду. Ну ладно, пошли добывать лыжи. Как девушку зовут?
— Ляля. Если настаиваешь, пошли вместе, только ты учти, у нее злая собака и строгая мама.
— Переживем.
— И Ляле пока пять лет.
— Серьезно? Нет, серьезно? — Клемаш придвинулся вплотную, посмотрел на Доватора, махнул рукой. — Ладно, иди один добывать лыжи. Я с ней потом познакомлюсь. Когда она подрастет, ты как раз повзрослеешь настолько, чтобы думать о домашнем очаге. Только учти, ты уже станешь старым осьминогом, покрытым плотным слоем плесени, и девушки на тебя смотреть не захотят.
Снега было еще мало, но наст лежал прочный, спрессованный морозом и ветром. Клемаш и Доватор шли рядом, пружинили палки. Над пологими белыми сопками то тут, то там подымались черные обломки скал. За ними в лощинах ветра совсем не было. Остановились. Клемаш ловко раскурил трубку и, прислонившись к скале, с удовольствием оглядел друга:
— А ты поджарый, как хорошая борзая.
Доватор снял лыжи, примял ботинками снег и повторил медленно:
— Ты очень мудро поступил, Клемаш, что приехал.
— Не я мудрый, а начальство. — Клемаш постучал трубкой по скале, словно проверяя прочность камня. — Что, жизнь у водопада оказалась сложнее, чем думал? Сложнее и скучнее?
— Не в этом дело. Понимаешь, на лодке среди офицеров я самый маленький и по возрасту, и по званию. Тут есть свои плюсы и минусы, но отношения на равных пока не сложились. Личный состав БЧ… Это система уравнений со многими неизвестными.
— Не усложняй жизнь. Ты был вполне приличным помкомвзвода в училище. Как-то в гальюне я даже слышал, как первокурсники слагали оду в твою честь.