Фантом
Шрифт:
Войдя в одну из необитаемых комнат, он услышал шорох. Хотя все произошло внезапно, это был чисто физический звук в углу, заваленном старыми газетами. …Наверняка мышь, и не более того… Подошел к газетам, пнул их ногой. Действительно, из-под кипы выскочила маленькая серая мышка и бесстрашно пробежав возле его ног, юркнула в щель под плинтусом в другом конце комнаты. Снова стало тихо.
Дима посмотрел на револьвер, пытаясь сообразить, зачем таскает его с собой – он очнулся. Волна страха, накрывшая его, покатилась дальше, оставив растерянного и обессиленного, на пустынном берегу. Дима уверенно вернулся на кухню. Закурил, положив револьвер на стол; подошел к окну. Темный сад стал самым обычным, таким, каким бывал каждую ночь.
Метаморфоза, произошедшая в Димином сознании, была такой резкой и мгновенной, что он сам не мог понять, с чего это вдруг путешествовал по собственному дому с револьвером в руке, прижимаясь к стенам и замирая от страха. Нет, он решительно ничего не понимал.
Чтоб убедиться, что приступ страха прошел окончательно, он распахнул дверь на улицу. Свежий сырой воздух настолько отличался от прокуренной кухни, что он несколько раз глубоко вздохнул; увидел огромную луну с четко различимыми очертаниями ландшафта, прозрачные капли, чудом державшиеся на тоненьких веточках вишни, бесформенные заросли вдоль забора, черный силуэт соседского дома, и решил, что на улице гораздо приятнее, чем дома. Если б не грязь, он бы, наверное, вышел посидеть на скамейке. То, что происходило с ним в течение последних часов, было необъяснимо ни с какой точки зрения, если, конечно, не допускать мысли о психическом расстройстве, но этой мысли он не допускал, считая себя человеком, здоровым во всех отношениях.
Спокойно закрыл дверь и вернулся в комнату. Часы показывали три ночи. Спать по-прежнему не хотелось, но завтра предстояло пристроить еще один «бесхозный» вагон, поэтому придется ходить по инстанциям, а для этого лучше иметь не очень помятую физиономию. Он убрал револьвер обратно в шкаф, до сих пор недоумевая, зачем, вообще, доставал его, и разобрав постель, выключил свет. Ощущение чистой постели и тела, сбросившего дневные одежды, непроизвольно настраивало на сон. Дима зевнул и почувствовал, что глаза закрываются, а мысли делаются размытыми…
– Ваше Величество! – услышал он знакомый голос.
Наверное, он еще не окончательно уснул, потому что ничего не видел. Он, вроде, только переносился в этот созданный кем-то ирреальный мир, хотя сегодня устал и очень не хотел этого. Усилием воли попытался вырваться назад – попытался не засыпать, но так и не смог сопротивляться призывному голосу:
– Ваше Величество! Ваше Величество, скорее!
Однако его мыслительные усилия тоже возымели действие. Сместив композицию, Дима оказался не на поляне, а возле старого одноэтажного дома. Он не мог охватить взглядом всю картину целиком, и хотя по отдельным фрагментам понимал, что это не его дом, каким-то особым чутьем, возникающим лишь во сне, знал, что дом, именно, его, и «шахматная» война, оказывается, идет вокруг него.
Осмотрелся. Серые, покрытые плесенью стены, узкие окна и дверь, скорее, напоминавшая ворота, наводили на аналогию со средневековым замком, но для замка дом был слишком низок и слишком прост – ни башен, ни каменной гребенки стен; черепичная крыша с торчавшей из нее трубой, на которой сидела странная черная птица – нечто среднее между вороной и орлом. Птица сидела неподвижно, только голова ее методично поворачивалась из стороны в сторону. Из дома не доносилось ни звука. Дима огляделся, ища генерала, чей голос только что отчетливо слышал, но вокруг никого не было. Подходы к дому перекрывали поваленные стволы, лежавшие поперек заросших тропинок, а мелкая древесная поросль, забившая траву своим густым ковром, будто поднимала уровень земли сантиметров на сорок. Кое-где виднелись свежие, и не очень, то ли ямы, то ли воронки. Дима так и не понял, что это – дом в лесу или такой заросший, запущенный сад, хотя это не столь уж и важно; почувствовал только, что сердце сжимает уже знакомый страх. Откуда он ему знаком, Дима не мог вспомнить, но,
Дима затравленно оглянулся, выбирая наименее заросшую дорогу, но в этот момент из сплетения теней на крыльце возникла фигура генерала.
– Ваше Величество, – генерал печально вздохнула, – где же Вы были так долго?.. Мы почти разбиты. Вас не было, а партия должна продолжаться…
– И совсем нет шансов? – спросил Дима, предвидя ответ, но не испытал ни горечи поражения, ни ужаса перед последствиями. Было жаль только чего-то невозвратно утерянного.
– Шансы есть всегда, – генерал загадочно улыбнулась, – я покажу Вам поле боя. Может, Вы сами что-нибудь придумаете.
Она взмахнула рукой. Странная птица тут же сорвалась с трубы, устремившись вверх, и Дима тоже оторвался от земли, отчаянно маша руками и ногами. Через минуту он понял, что летит, но не самостоятельно – его, привязанного невидимой веревкой, тянет за собой птица, и он вынужден подчиняться ее желаниям. Самое странное было то, что в отличие от прошлых ночей, он не превратился в сгусток энергии, а продолжал ощущать свое тело, рассекавшее воздушный поток. Он чувствовал, как струя воздуха пытается закрыть ему глаза; как хлопает, надувающаяся пузырем рубашка… это было истинное состояние полета! Летал не его дух, а он сам, и это оказалось настолько потрясающе, что Дима забыл, зачем его подняли в воздух, а просто наслаждался своим новым состоянием.
Закрываясь от встречного ветра, Дима вынужден был опустить лицо вниз. Под ним плыли зеленые островки садов, прямоугольники зданий, линии дорог, но птица поднимала его все выше и выше. Отдельные рельефы местности стали теряться, образуя подобие географической карты. Дима не знал, как обстоят дела со зрением у птицы, но он уже не мог ничего разглядеть с такой высоты. Хотел дернуть за связывавшую их нить, но физически она не существовала – он просто следовал за птицей и ничего не мог с этим поделать. Кричать тоже было бесполезно – даже если б он смог это сделать, ветер отнес бы звук далеко назад.
Наконец они достигли такой высоты, что вся панорама обрела вид ровных квадратов черного и белого цвета. Дима догадался, что это шахматная доска, в которую превратился реальный мир. Подъем замедлился. Птица стала методично кружить, а Дима, сквозь выступавшие слезы, упорно пытался разглядеть, что же происходит внизу. С трудом, но он различил массу черных фигур, в беспорядке расставленных по доске. Белых осталось совсем мало – только король с прижавшимся к нему ферзем, загнанный в угол вражеской ладьей и двумя слонами. Еще был конь в другой части доски, и пара пешек, полностью блокированных пешками черных.
Обдумывать ход, совершая полет в поднебесье, невозможно. Дима терял ориентацию с каждым новым кругом, и только одна мысль оставалась четкой и ясной – партия проиграна напрочь. И как только мысленно он принял решение ни во что больше не вмешиваться, нить, соединявшая его с птицей, оборвалась, и он понесся вниз, стремительно набирая ускорение. Он не знал, суждено ли ему разбиться или вновь произойдет чудо, и неведомая сила смягчит удар, но ему вдруг стало безумно жаль своего сна, своей партии, которая должна закончиться в несколько ходов. Возникло ощущение, что ее можно и даже нужно было выиграть, если б он не отнесся так наплевательски к своим королевским обязанностям. Он вспомнил погибавших в лесу солдат, глаза мертвой лошади и многое другое, неожиданно выплывшее из тайников сознания – какие-то люди бросающиеся на колючую проволоку и корчащиеся в конвульсиях; другие – сраженные шквалом автоматного огня; другие – натыкавшиеся на минное поле, и смешиваясь с землей, взлетавшие в воздух… и еще множество крови и смертей. А ведь это его партия, где он мог… где он должен был победить!..