Фантомные боли железных грифонов
Шрифт:
– А от тебя несёт бензином, – холодно фыркнула Сага. – С темы не соскакивай. Всё равно деться тебе некуда.
– Ла-адно. – Хидден вновь улыбнулся, вальяжно уселся на стол рядом с Сагой.
Та посторонилась.
– Помнишь историю тринадцатилетней давности с похищением губернатора?
Сага нахмурилась, припоминая.
– Это тот, который законы о защите старости лоббировал?
– Он самый.
– Ну допустим. И что?
– Он допрошит.
Сага недоверчиво уставилась на собеседника.
– Его проверяли. А бесшовной допрошивки не существует.
Хидден выдержал паузу. Краешек рта дрогнул в самодовольной ухмылке.
– Я совершенно точно знаю, что существует. Потому
– Ты написал код бесшовной допрошивки? – потрясённо переспросила Сага.
– Я написал код искусственной… м-м-м… эмоции, неотличимой от естественной. Она может развиваться, становиться приоритетной и влиять на формирование последовательностей активности нейронов – всё то же, что и естественно приобретённая эмоция, мысль или воспоминание. Поэтому губернаторская деятельность по защите стариков не ограничилась парочкой законов, а пошла гораздо дальше – по нарастающей – и стала едва ли не смыслом его жизни.
– …..! – беззвучно произнесла Сага, не отрывая ошеломлённого взгляда от серых глаз.
В черноте их зрачков ей уже виделись переписанные грифоньи коды: оцифрованный разум, вернувший себе возможности человеческого.
– А теперь поцелуешь, м-м? – Придвинувшись ближе, Хидден шутя толкнул её плечом.
– Пф-ф-ф! – закатила глаза Сага.
[1] Ахав – персонаж романа Г. Мелвилла «Моби Дик», одноногий капитан китобойного судна, одержимый желанием отомстить белому киту.
Глава 11
Метод допрошивки сознания – эффективный способ вложить в голову человека сложную систему знаний за короткий срок. С тем же успехом можно сформировать ПАН[1] по алгоритму искусственно созданного воспоминания, убеждения или даже привычки (как крайняя мера заставить себя бегать по утрам: допрошился и – оп! – уверен в том, что всю жизнь бегал и иначе не можешь). Официально, т.е. через гослаборатории, допрошивают именно знания и часто – навыки, а вот воспоминаниями и привычками (как программированием искусственных, так и удалением естественных) занимаются нейрохакеры. И если государственные лаборатории заинтересованы в результате и тщательно проверяют кандидатов, то нейрохакеров, как и теневых пластических хирургов, привлекают деньги.
Однако и среди них встречаются действительно талантливые ребята – те, кому интересен код и важен результат. Вот такие нередко добиваются успехов в своей деятельности, и «швы» их допрошивок деликатнее тех, что оставляют в гослабораториях.
Чем ближе алгоритм ПАН к естественному, тем незаметнее «шов». Но не оставить «швов» вовсе может только материал, полностью идентичный полученному естественным образом. Т.е. носитель (человек) сможет обращаться к нему не как к некой константе, будто перечитывая параграф учебника, который всегда один и тот же. Носитель сможет сделать этот материал звеном в цепи собственных мыслей, знаний, воспоминаний, заключений. Этот материал будет обрабатываемым, трансформируемым, как визуальный образ в памяти, а не как запечатлённый на фотографии момент. Он сможет влиять на формирование других ПАН. Он станет личным опытом, а не «шпаргалкой».
С грифонами всё чуть проще: они уже чистый код, а не ПАН. Профессор полагал, что достаточно лишь написать для них код опыта работы разума с Плесенью и новым, железным телом. Оцифрованное сознание обратится к этому опыту, и проблема разрешится. Но нет.
Профессор силён в нейропрограммировании, но «швы» его достаточно заметны, чтобы оцифрованное сознание не могло обращаться к написанному опыту так же, как к своему собственному. Грифоны получили «шпаргалку, вырезанную из учебника», но не могут ею воспользоваться, потому что одно дело – знать теорему, а другое – уметь применять её на практике. И дописанный опыт продолжает оставаться инородным.
Всё было бы проще, если бы речь шла об обычных знаниях или умениях, а не о принятии нового, кардинально отличающегося от привычного, тела и столь же своеобразного соседства в голове – инородного разума Плесени. И у грифонов «едет крыша».
Но что, если возможно написать рабочий код адаптации, благодаря которому оцифрованный разум восстановится до прежних «человеческих» возможностей оперирования полным своим функционалом? Тогда, я уверена, Инвар нашёл бы способ заткнуть гнездящуюся в нём Плесень и использовать грифона, чтобы осуществить задуманное, закончить то, что мы начали. Ведь рано или поздно грифоны должны будут покинуть Творецк…
***
– Пойдём!
Сага, уже не в белом халате, а в лёгкой чёрной косухе, ворвалась в смотровую, где несколько минут назад оставила Хиддена.
– Куда? – заинтригованно поинтересовался он.
– На Кудыкину гору, – нервно ответила Сага, – воровать помидоры. Давай быстрей!
Она была раздосадована: Сталь на информацию о новеньком отреагировала с присущим ей бесстрастием. Сказала, что завтра попросит Профессора дать ему тестовое задание, а если Хидден окажется и правда настолько виртуозен, введёт его в курс дела и допустит к работе с грифонами. Пока же о них нужно молчать. Да, то, что молчать – это понятно, с этим Сага согласна. Но тянуть до завтра, а уж тем более – перепоручать новенького Профессору!.. Сага надеялась получить его под свой контроль, чтобы в случае успеха его работы провести некоторые эксперименты с Унн-Ураном за спиной Профессора. Разумеется, Сталь об этом догадывается и категорически не одобряет – она из тех, для кого правила важнее собственной жизни. Но могла бы в очередной раз притвориться слепоглухонемой! Знает же, что Сага сделает всё максимально тихо и чисто. А под контролем Профессора на это нет шансов. Под контролем Профессора, с его недвусмысленной симпатией к Городу, это как минимум небезопасно.
Разумеется, Сага поищет способы всё это обойти: и Профессора, и пристальное внимание Стали. «При-стальное!» – хмыкнула она себе под нос. Но пока её отправили домой, ибо же «вы третьи сутки на работе, знайте меру!». А заодно велели отвести новенького в столовую (сам же не найдёт!) и показать ему его дом, который так «удачно» вырос неподалёку от дома Саги. Хотя… Сага задумалась, оглянулась на идущего за ней по бесконечным коридорам Хиддена. Пожалуй, стоит наладить контакт и с этим, вдруг парень окажется не под стать Профессору, и можно будет попробовать с ним договориться…
Спустившись на первый этаж, они покинули Каланчу и вошли в столовую – она работала для всех жителей Творецка и имела отдельный вход, не из лабораторного здания.
Два этажа представляли собой обычные столовские залы огромных размеров. Первый был самым людным. На третьем создали атмосферу более уютную и интимную: тёплый полумрак, столики со скатертями, кресла и барная стойка. Третий этаж звали «чайной», хоть выпить туда ходили чаще всего не чай.
Сага провела Хиддена на второй, взяла пластиковый поднос, сунула ему в руки такой же.