Фарамунд
Шрифт:
На третий день он, все еще в некоторое растерянности, оставил захваченный город, медленно двинул войско дальше на юг. По слухам, там располагался Аунхен, новый, быстро растущий вокруг бурга городок. Он расположился на перекрестье дорог, в нем останавливаются караваны, а ремесленники туда свозят свои изделия.
Его войско увеличилось на девяносто легионеров прежнего гарнизона. Хоть и присягнули ему на верность, но на всякий случай решил не оставлять в городе — взял с собой. А в освободившуюся схолу поселил часть беглых легионеров из своего войска, доказавших
Ворота Аунхена оказались заперты. Со стен выкрикивали оскорбления, падение соседей их не смутило. Здесь город крупнее, стены выше, защитников впятеро больше. Фарамунд расположил свое войско лагерем напротив ворот в трех полетах стрелы, велел окопать рвом, как делают римляне.
Со стен с интересом наблюдали за строительством лагеря. Фарамунд слышал выкрики, со стен что-то показывали, корчили рожи.
На второй день протрубили трубы. Из воротной башни вышел человек с белым платком в руке. Небрежно помахал над головой, а когда его заметили, направился к лагерю.
Громыхало сказал возбужденно:
— Идут договариваться!
— Возможно.
— Может быть, — предположил Громыхало, — возьмем откуп побольше и пойдем дальше? Только торгуйся получше!
Вестник с белым флагом приблизился к вожаку осадившего город сброда. На Фарамунда взглянули глаза воина, много повидавшего, битого жизнью. Через щеку прошел шрам до нижней челюсти, белые шрамы на оголенных по локти руках, а на металлических латах заметны зазубрины от ударов острым железом.
— Вам не удастся нас взять ни осадой, ни приступом, — сказал он угрюмо.
— Почему? — поинтересовался Фарамунд.
— У нас подвалы забиты окороками, солониной, а зерна и муки на пять лет!
— Значит, возьму на шестой, — согласился Фарамунд.
Посланец переступил с ноги на ногу:
— А вся наша молодежь сейчас вышла на площадь, учится метать дротики. Мастера-лучники учат их метко бить в цель!
За спиной Фарамунда грозно засопел Громыхало. Фарамунд обрадовано хлопнул себя по колену:
— Хорошо! В арабских странах большой спрос на таких рабов. Пусть упражняются лучше. Продам их дороже.
Посланец ушел ни с чем, но Фарамунд чувствовал, что решимость горожан сопротивляться поколеблена.
Ночью Фарамунд обходил караулы. Темный свод неба выгнулся звездным шатром, пронеслась хвостатая звезда. Вокруг полной луны тихо мерцает слабое, словно сотканное из плотного лунного света, широкое кольцо, похожее на медный обруч.
Часовые приподнимались от земли, приветствовали тихими голосами. Так он переходил от одного поста к другому, шагах в пяти сзади двигались сонные Громыхало, Вехульд, еще трое бывших разбойников, которых он произвел в военачальники.
Возле самого костра лежал, закутавшись в длинный плащ, красивый молодой воин. Меч и латы тускло поблескивали рядом. Свет от багровых углей освещал румяное лицо с припухшими губами. Он причмокивал во сне, словно щенок, хлебающий
За спиной Фарамунда ахнул и вполголоса выругался Вехульд. Это он расставлял часовых с этой стороны. Фарамунд, не говоря ни слова, вытащил меч. Военачальники застыли в тревожном ожидании.
Фарамунд сделал шаг, лезвие блеснуло в лунном свете как короткая слабая молния. Голова отделилась от тела, темная кровь полилась широкой струей. Фарамунд вытер лезвие и аккуратно вложил меч в ножны.
Громыхало засопел. Остальные молчали, смотрели ошалело, пораженные такой жестокостью. Фарамунд чувствовал обжигающий гнев, из-за мерзавца весь лагерь мог быть атакован, но, чтобы прозвучало как можно ужаснее, сказал хладнокровно:
— Каким застал, таким оставил.
И — продолжил обход.
Легат Архипий, старый и опытный военачальник, сумел углядеть слабое место в обороне лагеря этого разбойника, который, по слухам, уже начал брать города и захватывать бурги. Но хотя ему удалось взять под свою власть уже три крепости... странно, что не разграбил!.. все же воевать правильно не умеет. Уязвимое место не заметно даже отцам города, а когда он попытался их убедить сделать вылазку и разбить разбойника самим, ему горячо возразили самые знатные горожане.
На уговоры ушло три дня. Он умел убеждать, и на четвертые сутки, перед самим рассветом, еще под покровом темноты, он вывел отборный отряд. По спящему лагерю Фарамунда ударили быстро, точно и жестоко.
Там поднялась паника, крик, вспыхнули костры. От них загорелись палатки и повозки. Легионеры ринулись на разбойников, те с паническими криками бросились врассыпную. Легат поспешил ударить в спину бегущим. На помощь вышло основное войско. Лагерь был захвачен полностью, войско из ополчения горожан преследовало бегущих, избивая отставших.
Сами горожане тоже ринулись в брошенный лагерь. Начался безудержный грабеж, когда осмелевший булочник остервенело спорил с легионером из-за добычи.
Именно в этот момент Фарамунд выпустил затаившиеся в засаде основные войска. Город был захвачен настолько быстро, что когда, уже на рассвете, легионеры вернулись, измученные погоней, но счастливые, они уперлись в запертые ворота. Со стен издевательски приветствовали лучники. Когда же легат огляделся по сторонам, из леса нестройными рядами вышли копейщики, а за их спинами пращники уже раскручивали над головами свои ремни.
— Вперед! — закричал легат страшным голосом. — Умрем, но...
Тяжелый камень, брошенный со страшной силой, ударил прямо в раскрытый в крике рот. Зубы, как мелкие льдинки, посыпались в глотку. Легат запрокинулся навзничь. Последнее, что он увидел, было небо, внезапно потемневшее под странной тучей, что надвинулась от стен крепости.
Половина легионеров полегла под стрелами, от которых не успели защититься, и под ударами тяжелых камней пращников. Остальные, слишком измученные долгим преследованием, бросали оружие и садились на землю, отупевшие и равнодушные к тому, что их ждет.