Фартовые деньги
Шрифт:
Пройдя через дверцу, они оказались в узком бетонированном туннеле, по которому пришлось пройти несколько десятков метров. Судя по замшелым, почерневшим стенам, туннель был сооружен очень давно.
— Это ты все понастроил? — удивилась Нинка.
— Нет, — мотнул головой Шура. — Здесь во время войны доты стояли. Немецкие или наши — не знаю. Туннель этот называется «потерна», по нему можно было из дота в дот переходить. Сами доты еще в войну разбомбили, на поверхности одни бугры остались. Когда Ново-Сосновку строили и котлован под фундамент моей дачи рыли, случайно наткнулись. Ну, мне и пришло в голову, что ежели придется линять отсюда, может пригодиться. Сделали лестницу от камина, пробили дверь в эту потерну — и все дела. Выводит в лес, за поселок.
Наконец
Через кустарник, окружавший обломки дота, пробрались к небольшой полянке, где к вящему удивлению Нинки стоял-дожидался «жигуль-шестерка». За рулем его сидел тот, кого Нинка помнила, как «партайгеноссе Бормана».
— Я думал, вы дольше провозитесь! — сказал Борман. — А вы даже раньше срока прибежали.
— Молодец, — сдержанно похвалил Казан. — Помоги вещички погрузить. «Дипломат» привез?
— Здесь, можешь проверить… Права сделал на обоих, как велел. Паспорта, свидетельство о браке, документы на машину. Горючего полный бак и две канистры.
Когда Борман помог Казану уложить чемодан и сумку в багажник, а Шура проверил содержимое «дипломата», Нинке велели сесть в машину. Борман с Казаном отошли от «шестерки» и еще минут пять о чем-то тихо беседовали. После этого Борман направился в кусты, скрывавшие дот, а Шура сказал:
— Ну, подруга, садись за руль. Будешь моим личным шофером. Вот права, Пашинцева Нина Михайловна. А я есть твой законный супруг Пашинцев Александр Петрович. Шурой меня можно звать сколько угодно, а Казаном — только с глазу на глаз и то не всегда. Вообще от этой кликухи отвыкай. Еще запомни накрепко, если кто спросит, почему я такой забинтованный. Несчастный случай, попал под машину. Травма головы, открытый перелом лучевых костей, вывих плеча, множественные ушибы. Вот у меня справка есть и направление на обследование в Москву. Уловила, кисуля?
— Уловила…
Нинка уселась за баранку, завела мотор и спросила:
— Ну и куда ехать?
— Покамест прямо по просеке! — улыбнулся Казан. — А там увидим…
Просека вывела их на какой-то малоезжий проселок, по которому пришлось проехать не менее десятка километров, прежде чем впереди показалась небольшая деревенька. Проселок проходил мимо нее, но Шура приказал:
— Сворачивай! Здесь ночевать будем.
Нинка послушно повернула баранку и притормозила на дальнем от проселка конце деревни, у избы, которую ей указал Казан.
Из калитки вышел какой-то сутулый, облезлый старик в драных суконных галифе, застиранной до дыр серой рубахе с темно-синими заплатами на локтях и в валенках с калошами, несмотря на летнюю жару.
— Здорово, батя! — приветствовал его Казан.
НОЧЬ НА ХУТОРЕ
Остаток дня после поимки Шванди прошел мирно и спокойно. Поужинали, покормили пленника. Швандя в подвале устроился относительно неплохо, ему дали туда сухой тюфяк, набитый сеном, подушку и овчину, под которой некогда отогревались на печке Епиха и Шпиндель. Пайку ему выделили наравне со всеми — солидную миску перловки с жареной крольчатиной — и даже сто грамм налили, чтоб ночью не замерз в подвале. Мокрую камуфляжку и прочее обмундирование у Шванди отобрали и повесили сушиться, пообещав, что непременно вернут, когда решат его отпустить. Взамен выдали какое-то рванье из сундука, который, по утверждению Ларева, принадлежал еще его деду. Рванье, конечно, было не лучшего качества, но, замотавшись в него и укрывшись овчиной, арестант вполне мог нормально утеплиться и перенести тяготы подвальной жизни. Даже пачку «Примы» подарили и спички, с обязательством не курить на тюфяке. Заместо сортира разрешили использовать глубокий дренажный колодец, вырытый в земляном полу подвала.
Насчет того, что Швандя сбежит, никто не волновался.
Впрочем, сам Швандя тоже ни о каком побеге и не помышлял. Он был рад тому, что Механик его пощадил, и справедливо считал — от добра добра не ищут. В прошлый раз он отделался шишкой на голове, полученной от Механика, относительно нежным допросом в ментуре, куда его в качестве «освобожденного заложника» доставили омоновцы, и несколькими мордобойными ударами от разозленного Вити Басмача. А мог бы получить пулю, как те братки, которых Механик пошмалял на речке, или как Медведь, которому Механик располосовал горло. Как этот дохляк мог с Медведем управиться? Этот вопрос мучил Швандю почти так же, как вопрос о его собственном пленении. Пацан какой-то, которого он мог бы одной рукой на сосну забросить, упаковал его в его же собственные наручники! Может, эта компашка какое-нибудь тайное боевое искусство знает, а Механик ихний сэнсей? Швандю все непонятное жутко пугало, а потому он еще и еще раз радовался тому, что вчера так легко отделался — очередной шишкой на башке. В общем, пригревшись и утешившись сигареткой, Швандя мирно заснул и никому хлопот не доставил.
Главные хлопоты в тот вечер состояли в том, чтоб пристроить всех гостей на ночлег. Один охранник Ларева остался кемарить в хозяйской машине, двое пристроились спать на полу в кухне, Епиха и Шпиндель остались на печке, Анюту уложили в уютном чуланчике, а супругов Ларевых Механик, вопреки упорным протестам исконного хозяина здешних мест, уговорил-таки почивать в горнице, для чего освободил большую кровать, и вместе с Райкой и Юлькой отправился на чердак.
Там, на чердаке, Механик соорудил нечто вроде мансарды. Сколотил впритык к слуховому окну каркас из брусьев в форме прямоугольного параллелепипеда, обшил досками, настлал пол и потолок, оклеил обоями — и получилась довольно просторная комнатка. Начал делать и вторую такую же, у другого окна, но пока не докончил. Ну а в готовую принес ковер из Райкиного запаса, поверх него разложил матрасы. Юлька с Райкой застелили лежбище свежим бельем на троих. Получилось очень клево. И воздух свежий, смолистым деревом пахнет, и прохладно, и комаров нету. Все свои, привычные, домашние — уютно.
Механику уюта добавляло и то, что тут у него, совсем рядом, за дощатой перегородкой, под рукой, можно сказать, и весь немалый арсенал находился. Восемь автоматов, «СВД», пистолетов с десяток, арбалет, к которому Механик изготовил несколько стрел с разрывными боеголовками — танк такими, конечно, не подобьешь, но легкобронированную автомашину — запросто. Холодное оружие Механик делал уже не от нужды, а из любви к искусству — в дополнение к прежним своим «игрушкам» соорудил три метательных ножа и нож, бесшумно стреляющий лезвиями с помощью мощной пружины. Метательные ножи его конструкции имели такую аэродинамику и балансировку, что их мог бросать любой, самый нетренированный боец — все равно втыкались острием. Механик, когда их изготовил, пообещал бутылку той из баб, которая сумеет бросить нож так, чтоб он попал в цель рукояткой. Райка с Юлькой три дня с перерывами швыряли ножи как ни попадя, а они все равно вонзались остриями. Так эта бутылка никому и не досталась. А пружинный нож, в котором содержалось шесть узких лезвий, метров с десяти запросто прошибал доску в палец толщиной, почти не производя при этом шума. Манекен из холстины, набитой тряпками — типа портновского, — лезвия пробивали навылет.