Фатум. Том первый. Паруса судьбы

Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович

Князь помрачнел, сцепив пальцы, сверкающие глаза расширились: он свято почитал своего учителя и ненавидел «заморского пигмея», преклонявшегося пред всем англицким и пред австрийским канцлером Меттернихом. Талант этого политика, как был убежден Осоргин, состоял в умении, не высунув голову, вовремя шепнуть: что случится на следующий день, на следующей неделе, на следующий год, затем, не краснея, объяснить, почему этого так и не произошло.

– Чего же теперь ждать, Николай Петрович?

– Пожалуй, уже дождались. Торжествует британец: выгрыз английский пес свою правду -

республиканцы изолированы полностью. Со дня на день их миссия покинет Санкт-Петербург несолоно хлебавши… Да и под меня подвели черту. Впрочем, дипломат, пеняющий на злые языки, похож на капитана, пеняющего на море… - Румянцев сжал кулаки.

– Значит, вчерашний выпад Уолпола…

– Да, Алеша, да…

– А что Булдаков?

– А что дробина слону? Бодрится Михаил Матвеевич, кипит. Да боюсь, так и выкипит… Остальные тоже не лучше: ходят, словно в воду опущенные. Тут не молитва нужна, голубчик, а дело.

– Приказывайте, ваше сиятельство!
–  глаза Осоргина блистали преданностью.

– Экий ты быстрый, голубчик, готов кота в мешке купить. А ежели за мой приказ тебе придется в полуношный край отправиться, северное сияние созерцать?

Офицер думал недолго, лишь перекинул ногу:

– Да и за вчерашний мой дивертисмент грозили каторгой! Хрен редьки не слаще. Не запирайтесь, Николай Петрович, сказывайте.

Канцлер замер на миг, а потом будто выстрелил:

– Карта тебе выпала, капитан, гнать лошадей в Охотск, а оттуда чрез океан в форт Росс.

– В Охотск? В Калифорнию?..

– Ты что ж, в отказ?
–  Румянцев в сердцах треснул каблуком по паркету.- Только не хитрить! Отвечай решительно и немедленно, Алексей Михайлович.

У Осоргина на душе заскребли кошки. «Охотск - это же редкой масти дыра: ветродуй с тоской, да и только! А форт Росс… И того хуже». Слышал он в РАКе от очевидцев, что, дескать, форт Росс - это мечта самоубийц: индейцы, пираты, дикое зверье в избу лезет, как к себе в нору, зато люди там становятся крепче булата. Да, дорога к форту Росс шла до Охотска всё же по тореной земле, хотя и под разбойничий свист, а дале по голым нервам: впереди океан. Там Господь заканчивал свой путь и свои услуги предлагал Люцифер³³.

Алексей лукавить не привык, оттого сознался:

– Душой не растаял от радости, ваше сиятельство.

– И на том спасибо,- граф тяжело сел подле, приобнял за плечо.- Вот это,- он неожиданно извлек из белого камзола пакет и даже понизил голос,- ценой жизни, но след доставить на американский континент и вручить лично правителю форта Росс господину Кускову. Срочность доставки бумаг гарантирует нам в южных колониях мир с испанцами.

– Вы говорите с такой уверенностью, Николай Петрович, точно события уже назрели,- слова выскочили раньше, чем Алексей успел прикусить язык.

– Увы, факты - упрямая вещь. Последние рапорты полны набата: есть случаи резни, кои способны для Отечества разлиться в новую большую кровь. Помнишь, наверное, 1802 год?..³⁴ То-то и оно… А государь глух на ухо, хоть убей.

Князь

внимательно посмотрел на Румянцева. Ритм речи графа, убедительность и весомость фраз - всё было как обычно, вот только таящаяся в голосе органная нота да хрипотца, ровно горло старика забила мокрота… Алексею вдруг стало не по себе, но в следующий момент по жилам его точно разлили шампанское: «Эх, ради такого дела готов гнать лошадей хоть к черту на рога, не то что в Охотск!»

– Однако здесь царский вензель?
–  офицер с любопытством вертел пакет.

– И слава Богу, держал на черный день… Вот и сгодился.

– Выходит…

– Да, голубчик, решился,- скулы Румянцева обострились.- А что прикажешь делать? Ну, да пусть о сем, Алексей Михайлович, ваша голова не болит, то на моей совести… Все-таки я еще канцлер, а не садовник.- Он молодо встал и зачастил по кабинету.- Память у тебя, я знаю, вечная, что в судовой журнал вписать, то и отрадно. А в нашем деле, тем паче, запись должна быть вот здесь,- старик коснулся указательным пальцем своего высокого лба.

– Отъезд завтра. Не понял что? Да, завтра - крайний срок! Выйдешь из города, князь, у Средней Рогатки тебя будет дожидаться дюжина казаков и лучшая дорожная тройка. Всё сие не позже девяти утра, Алексей Михайлович, чтоб по темноте. Так что «зарю» придется сыграть с петухами… Оттуда погоните в Новгород, потом на Торжок до Москвы,- Румянцев погрозил Осоргину,- ни часу задержки! А уж по «Владимирке» прямехонько через Урал в Сибирь.

У Алексея нехорошо кольнуло в груди: знал он этот столбовой тракт, крепко убитый арестантскими котами³⁵ и политый горючими слезами.

– В Охотске на тамошнем рейде вас будет дожидаться двухбатарейный фрегат «Северный Орел». Под началом капитана Черкасова ныне отправлен он с насущными надобностями для русской миссии к японским островам. К твоему прибытию в Охотск, Алексей, все формальности с судном будут улажены через вестовых. Не кипятись! О сем я похлопотал заранее: господин Миницкий, командир порта, препоны чинить не будет. Имя мое да царский вензель тому порука. Что же касается меня,-Николай Петрович надул щеки,- в то время, как вы будете действовать на океане, я тряхну сединами здесь. Нельзя британцу воли давать, ой, нельзя! Хуже всякого турка за грудки возьмет и ярмо наденет! Да мы тоже не в хлеву родились, голубчик, потели в ученых храмах… Пусть знают: есть еще у русака порох в пороховницах!

Разговор шел на французском, но граф Румянцев, большой охотник до русской словесности, частенько переходил на родной язык, а когда обида душила пуще, помогал себе народными восклицаниями.

– Сверх казенных денег хочу свои дать,- старик ловко запустил руку в ящик серебряного стола и извлек сверток, похожий размерами на коробку из-под бразильских сигар.

Осоргин вспыхнул и хотел возразить, но граф опередил:

– Не возьмешь - обидишь по гроб… Держи!

– Слушаюсь, ваше сиятельство! Всё будет исполнено в срок!
–  звучно заверил капитан и по-военному склонил голову.- Имеете что-нибудь еще приказать?