Фатум. Том второй. Голова Горгоны.
Шрифт:
Перед мысленным взором капитана один за одним проплыли десять трупов русских: головы, похожие на красные горшки, без кожи и глаз…
В пальцах хрустнула новая сигара. На лбу вздулась жила. За крепко сжатыми губами прятались стиснутые зубы.
– Отсылай гонца, – мимо лица ротмистра проплыла сизая паутина табачного дыма. – Решать всё равно не мне, а отцу: быть войне с русскими или нет…
Ротмистр понимающе кивнул головой, потирая испещренный шрамами кулак.
– Si, команданте, будет сделано, – он пошел в сторону притихших драгун, но голос капитана притормозил его.
Сигара перекочевала в угол рта Луиса, пепел вспыхнул рубином.
– Так кто это мог сделать, Симон?
Ротмистр стянул с головы драгунскую каску с пестрой лентой из змеиной шкуры; жесткие пальцы гребнем пробороздили седой бобрик, взгляд утратил мягкость и колко сверкнул:
– Vacero.
Луис глубоко втянул воздух, словно получил удар ниже пояса.
– Ты веришь в НЕГО?
– Si, команданте, – в глазах бесстрашного Бернардино мелькнул суеверный страх.
За спиной всхрапнул конь. Луис повернул голову. По крупу его гнедого любимца рассыпалась мелкая дрожь. Капитан обнял тугую дугу шеи коня и уткнулся горячим лбом в трепещущий бархат ноздрей.
– Дьявол! У меня предчувствие, Симон: пока мы сбивали задницы на Славянке, в Санта-Инез что-то случилось…
– Ну вот, когда узнаете, команданте, тогда и примете решение. А сейчас не жгите душу. Оно того не стуит. И знаете, дон, – глаза ротмистра сузились. – Нет, она… не потерялась… Посмотрите правде в глаза… Она просто не захотела, чтобы ее нашли.
Луиса передернуло, лицо напряглось, точно мышцы вот-вот собирались прорваться сквозь кожу.
– Не верю! – прохрипел он.
– А вы смиритесь с этой мыслью, дон! – ротмистр по-ложил свою ладонь на плечо команданте.
– Никогда! Слышишь, никогда! И убери свою руку, черт одноухий, или я сломаю ее тебе! – Луис застонал, раскачиваясь телом, а потом, прижигая волей свое отчаяние, процедил сквозь зубы: – Поднимайте людей, ротмистр! Час расплаты не за горами. Быть готовыми к сшибке!
– Эскадро-о-о-он! По коням!
Ржание лошадей и лязг оружия потонули в дробном топоте. Еще двести футов, и молотьба копыт превратилась в шепот. Еще пятьдесят – во вздох. Еще двадцать – в воспоминание.
Глава 12
Желудок Терезы подкатил к горлу. Легкие с трудом отцеживали воздух. Задушенная страхом, в потемневшей от пота ночной сорочке, она сумела лишь краем глаза увидеть внизу любимого.
Лицо Диего испугало девушку: его корчила ярь, которая, казалось, разворачивала под кожей свои тугие кольца.
– О, Sancta Sanctorium!56 – прохрипел майор. Глаза мстительно сузились. Мысли рвались от него дикими скакунами. – Кто бы ты ни был! Перестань валять дурака! За мной закон!
– Закон здесь один – сила! И этот закон – Я! – ОН дико захохотал, рывком притянув к себе вконец затравленную пленницу.
Дыхание майора засбоило. Деланное хладнокровие лопнуло, как волдырь, и под ним заплескался ужас.
– А я уж думал – тебя убили, де Уэльва! Опередили меня! – меч глухо уткнулся заточенным острием в доску.
– Не стоит так переживать, – огрызнулся испанец и обмер. – Откуда ты знаешь мое имя?
– Я знаю всё, андалузец, но на моих устах печать.
Диего осенило: «Черные Ангелы! Vacero!»
– Ты угадал, майор! Я – Vacero! – при этом откровении существо смазанным движением руки швырнуло девуш-ку. Тереза кувыркнулась как сломанная кукла, оторвалась от половиц и, проломив резные перильца балюстрады, сорвалась вниз, обрушив на испанца обломки.
Тело хлюписто шмякнулось. Кожа на лице разорвалась от брови до угла рта, из груди вырвался жалобный стон, отозвавшийся в ее голове кинжальной болью.
– Тереза! – лицо майора обвисло на скулах, его потащило на грань безумия. Переставая отдавать отчет происходящему, он бросился было к любимой, но… даже сквозь подметки ботфорт ощутил, как содрогнулся пол. Монстр прыгнул с балюстрады и отгородил черным плащом, как саваном, его любовь.
– Прочь!!! С дороги-и!!! – де Уэльва с ревом отчаяния обрушил топор и вскрикнул от внезапной боли.
Разрубленное мечом топорище обожгло ладони, отбив мясо от кости. Лезвие топора гулко бухнулось справа, отлетев футов на тридцать. Майор ошарашенно отскочил на негнущихся ногах.
Мертвая кость черепа оставалась бесстрастной. Лишь рот безобразила щель улыбки.
– Всё мимо, андалузец. Приза не будет, – послышался свист втянутого сквозь частокол зубов воздуха. – Ты про-играл.
Послышался хруст раздираемой плоти. Диего не шелохнулся. Он стоял неподвижно, не веря своим глазам и ушам. Руки Vacero судорожными толчками значительно вытянулись, плечи разбухли и стали шире.
– Боже! – услышал испанец свой севший голос.
Костяное лицо мгновенно повернулось к нему.
– Я долго ждал сего часа, майор…
– Не сомневаюсь, – прохрипел де Уэльва, попятился, и тут же на счастье углядел на полу возле перевернутых корзин саблю убитого чиканос. Лихорадочно подхватив ее, он почувствовал себя отчасти уверенней.
Тварь резко пошла на него. Двуручный рыцарский меч вылетел вперед, оставляя серп зеленого пламени, и врезался в вертикали горшков. Составленные до потолка, они обрушились на дона неистовым шквалом черепков из песка и глины. Залязгала, заскрежетала сталь. Взвихрились снопы искр.
Диего дрался не на живот, а на смерть. Зеленый смерч с неутомимостью гильотины загонял его в угол. Очередной удар сшиб андалузца с ног и швырнул лопатками оземь. Сверху оказались корзины, клочья какого-то тряпья и паутины. В ушах зазвенел похоронный колокол. Майор не мог ни шевельнуть пальцем, ни думать, ни звать на помощь. Он просто лежал скорчившись и ждал… ждал, что вот сейчас хряснет меч, и голова его застучит кочаном, но тут услышал властное:
– Вставай!
Посылая проклятия, дон кое-как поднялся на мозжащих ногах, хватая ртом воздух. По грязным щекам ползли слезы боли. Сабля, что гиря, отрывала руку. Сломанные ребра казались осколками бритвы; ему просто хотелось закрыть глаза…