Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
Она отняла у него Уральские заводы, вернув их в казенное ведомство. Сенаторам было заявлено, что отныне ни таможенные сборы, ни главные продукты питания не будут поступать в монопольное право частных лиц:
– - Растащить все можно. Даже из такой бочки бездонной, какова Россия наша! Ведайте, господа высокие сенаторы: из кормушек казенных впредь не персоны, а едино государство сыто будет.
Предстояло еще разобраться с генерал-прокурором. Глебову она напомнила, что при Елизавете из-под австрийского угнетения бежали на Русь славяне, которых и расселили в южных степях, где образовался целый край -- Новая Сербия. Но многих славян Глебов закрепостил
– - Поправь, если не так, Александр Иваныч!
– - Да нет. Все так, -- не стал увиливать Глебов.
Екатерина нюхнула табачку. Правда, что генерал-прокурор не раз выручал ее, еще великую княгиню, давал взаймы, обратно долгов не требуя. Екатерина крепко защелкнула табакерку:
– - Все говорят, что живешь ты взятками.
Глебов не стал падать перед ней на колени:
– - А вы спросите -- с кем акциденциями я делился?
– - С кем?– - спросила Екатерина.
– - Да с вами же...
Далее Глебов заявил: "Более нежели известно вашему величеству, что деньги, некогда вам мною подносимые, были приобретены мною непозволительными средствами". Глебов теперь сам атаковал ее.
– - Ас чего бы это я долги ваши покрывал? С каких таких шишей вы в карты тыщами проигрывали?
Екатерина пинком ноги распахнула двери:
– - Прочь! И больше на глаза не являйся... По горло сыта я уже тем ядом, коим от Шуваловых ты напитался! Вон...
Успокоившись, велела звать князя Вяземского, слывшего в обществе за человека недалекого, зато честного. Явился он -чистенький толстячок, внимательный, часто мигающий, готовый принять на веру все-все, что она ему скажет.
– - Александр Алексеевич, на самой высокой ступени государственных рангов укоренились лихоимство и взяткобрательство.
Правды нет! Ты сам ведаешь, что в Сенате даже писцов порядочных не завели: бумаги марают, как хотят, истину искажая. Дела судебные возами по Руси возят, жгут на кострах и пудами в реках топят.
Арестанты же под следствием годами по тюрьмам маются. Глебова отдам под суд. Он мне тут разливался, что доход России всего миллионов шестнадцать, и просил сей цифре верить. Но я, безверная, на чужую веру не полагаюсь. Не может быть, чтобы страна, столь великая и богатая, всего шестнадцать жалких миллионов имела в доходе... Тут что-то не так!– - Екатерина велела Вяземскому провести строгую ревизию. Потом намекнула, чтобы князь был готов принять должность генерал-прокурора империи.– - А такое положение всегда бывает сопряжено с враждебным отношением двора, друзей, близких... Не страшно ли тебе?
– - За вашей спиной -- как у Христа за пазухой.
Екатерина пошла на предельную откровенность:
– - А ведь беда будет. Ныне любая малость, князь Александр, может привесть крестьян наших в отчаяние всеобщее.
У нее была уже готова инструкция для Вяземского: "Прошу быть весьма осторожну... если мы не согласимся сейчас на уменьшение жестокости и уморение человеческому роду нестерпимого положения, то против нашей воли оную возьмут силою рано или поздно". Екатерина стояла перед ним, прямая и строгая, оголенные руки ее покрылись красными пупырышками. Нагнувшись, она раскрыла кабинетный сундук, в котором хранились 930 челобитных на ее имя, выбрала из них прошение конюха Ермолая Ильина:
– - Салтычиху гадкую следует наказать публично, дабы простой народ видел, как я пекусь о положении предела
Оставшись потом одна, Екатерина нервно потерла руки:
– - Ах, как меня здесь не любят... кругом... все! Ну, ничего: лет через десять привыкнут, через двадцать прославят, а после смерти проклянут...
Исторически все идет правильно!
Ночью ее почти сдернул с постели Гришка Орлов:
– - Вставай! Опять заваруха началась.
Алехан втащил страшно избитого ротмистра Ями некого:
– - Выкладывай все, как на духу, иначе затрясу!
Тот и рассказал, что было пьянство в гвардии, государыню излаяли грубо: мол, обещала Панину регентшей стать при сыночке Павлике, а сама под корону подлезла. Петр Хрущев пил и порыкивал: "Нажаловала чести, а нечего ести". Его поддерживали: "Орловых всех переберем, особливо надобно искоренить Алехана, плута главного!" Говорено было за винопитием, что Орловы графами уже стали, "но с постели-то Катькиной на престол перескачут". И решили дружно -- не бывать Екатерине, а быть Павлу или несчастному Иванушке, которого в тюрьмах морят всячески. Братья же Гурьевы пуще всех ярились на императрицу: "Еще разок переменим! Сколько ж можно баб на престол сажать -пора и поумнеть..."
– - Отпустите его, -- указала женщина на Яминского, потом стала хлестать фаворита по щекам.– - Говорила же я тебе, что нельзя о браке нам помышлять. Я на престоле сижу, будто на сковородке горячей, а ты меня, дурак, еще под венец тащишь.
– - Всем кляпы поставим, -- мрачно изрек Алехан, и громадный шрам на его щеке ожил, двигаясь, отливая багрово...
Расскандалили! Утром фаворит пришел мириться.
– - Стоит ли слушать брехню гвардейскую, -- убеждал Орлов.– Сам офицер, так ведаю, каким побытом слухи рождаются. Бывало, по две недели пьешь ведрами без пропусков, так чего спьяна не намолотишь... Оставь ты их! Не печалуйся. Обойдется.
– - А чего кричат? Или я не расплатилась с ними деньгами, чинами, деревеньками с мужиками? Узнайте, -- наказала Екатерина, -- замешана ли в блудословии и княгиня Екатерина Дашкова?..
"Орловщина" всем глаза намозолила, и в эти дни старший, Иван Орлов, собрал братьев, заявив им вполне резонно:
– - Ну, ребятушки, потешились, попили винца сладенького, поели вкусненького, даже графами стали. Покуда до драки дело не дошло, давайте по домам разбежимся и на крючок закроемся. Сейчас треплют языками нас, но станут трепать и кольями.
Впервые Орловы проявили непослушание старшему брату. Ванюшка хотел уже было начать исправное "рукоделие" по зубам и загривам, но кулак разжал и вздохнул удрученно.
– - Несбыточное дело затеваете вы!– - сказал он.
Гришка Орлов намекнул Ивану -- граф графу:
– - Вот императором стану, тогда поговорим.
– - Да ведь придавят тебя, -- отвечал Иван (умница!)...
Отбыл он в тихую деревенскую благодать, подальше от двора, поближе к сметанам и ягодам. А из Москвы всех недовольных "орловщиной" распихали по задворкам: кого на Камчатку, кого в гарнизоны дальние, кого в провинции сослали. Вскоре возникли слухи, будто Петр III жив, а вместо него похоронили восковую куклу, в церквах священники кое-где поминали царя как живого, и слышался на базарах говор общенародный: Петр III еще явится, дабы покарать жену-изменщицу...