Федор Чижов
Шрифт:
По данным Аксакова, с 1 сентября 1875 года по 22 октября 1876 года только в Московский славянский комитет поступило от населения более 700 тысяч рублей, а общая сумма пожертвований по стране за этот же период составила 3 миллиона рублей. Причем «две трети пожертвований, — свидетельствовал Иван Сергеевич, — внес… бедный, обремененный нуждою простой народ» [543] .
То, что основная масса жертвователей была из неимущих слоев населения, подтверждает и полицейская сводка по Клинскому и Волоколамскому уездам Московской губернии. «…Самые жертвователи денег на славянское дело, — говорилось в ней, — нуждаются в еще большей помощи, чем те славяне, которым они отдают последний свой трудовой грош» [544] .
543
Аксаков И. С.Речь вице-президента Московского славянского благотворительного комитета в заседании 24 октября 1876 года // Полн. собр. соч. М., 1886.
544
Цит. по: Никитин С. А.Славянские комитеты в России… С. 303–305.
Даже игнорировавший движение солидарности с борющимися славянскими народами граф П. А. Валуев, в это время министр государственных имуществ, вынужден был признать: «Все бредят „южными славянами“» [545] .
События на Балканах и отклик на них в России вызвали у Чижова огромный прилив энтузиазма. Для него такое воодушевление народа было сродни особо чтимым славянофилами событиям 1611–1613 годов. Тогда борьба против иноземных захватчиков приняла в России характер всенародного патриотического подъема, закончившегося изгнанием интервентов и созывом Земского собора. В русле подобного восприятия — дневниковая запись Чижова от 29 августа 1876 года: «Вчера была сильная демонстрация на Тверской: народу… были тысячи, все кричали „ура“ на Смоленском поезде, на котором везли знамя Сербии, после народ пошел к монументу Минина и Пожарского и там пели гимн. Ожил монумент; ожила и память о бывших бедствиях России… Народ понимает шире и сердце его охватывает область обширнее, чем дипломатические соображения и политические разделы: народ, читая о страшных бедствиях сербов, кричит: „наших бьют“; для него „единство веры“ не пустой звук, „единство языка не предмет тешенья и единство племени не этнографический признак“, — для него все это единство существа, единство жизненного начала…» [546]
545
Дневниковая запись П. А. Валуева от 4. VIII. 1876 // Валуев П. А.Дневник: В 2 т. М., 1861. Т. 2. С. 381.
546
ОР РГБ. Ф. 332. К. 3. Д. 4. Л. 125 об.
В конторе Московского купеческого общества взаимного кредита, где располагался филиал Славянского комитета, Чижов взял на себя часть организационной работы, облегчив тем самым положение загруженного сверх всякой меры Аксакова. На Московско-Ярославской железной дороге, в правлении которой Чижов председательствовал, по всем станциям были расставлены кружки для сбора пожертвований, а служащие дороги положили за правило отчислять до конца войны по одному проценту от своего жалованья в пользу южных славян [547] .
547
См. дневниковые записи Чижова от 30.VII, 11. II и 12. VIII. 1876. — Там же. Л. 111, 116 об, — 117.
Федор Васильевич высказался однозначно в поддержку просьбы сербского правительства к русскому предоставить ему для ведения военных действий четырехмиллионный заем; выделяемую казной сумму предполагалось замаскировать под кредит, произведенный частными банками и лицами.
Однако, несмотря на разностороннюю помощь России, положение югославян продолжало оставаться сложным. «Бедствия усиливаются, — с тревогой записывал в дневнике Чижов, — мирных граждан, женщин и детей… турецкие мусульмане режут и истязают… К туркам беспрестанно идут подкрепления отовсюду; англичане помогают им деньгами и поддерживают надеждами». В то же время вдохновленные поддержкой русского общества «сербы дерутся превосходно… Наши офицеры сильно помогают, при них сербское войско и сербская милиция стали иными…» [548]
548
Дневниковые записи Чижова от 15, 18 и 24. VIII. 1876. — Там же. Л. 118–119, 122.
По мере того как сербско-черногорско-турецкая война затягивалась, Чижов приходил к выводу, что без официальной помощи русского правительства восставшим победить будет трудно, и осуждал Александра II и его окружение за нерешительность. «До какой степени Ив<ан> Сергеев<ич> [549] вошел в дело славян, — этому просто надобно удивляться…
Он действительно стал у нас министром по сербским делам, только при народе, а не при Царе… Царь избегает войны всевозможным и даже неприличным образом… Действия нашего правительства решительно непостижимы: Царь смотрит на все, как бы ничего не зная, допускает все и ни в чем не принимает деятельного участия. Трусость ли это? совершенное ли равнодушие ко всему? или, наконец, хитрость?.. Милютин [550] … утверждает, что ему нужно еще 6 лет, чтоб поставить войско совершенно готовым к войне. Это после 20 лет мира, с огромными затратами денег!» «Доведет нерешительность, трусость и колебание нашего правительства до того, что вызовет внутренние беспорядки. Побьет толпа полицию…» [551]
549
Аксаков.
550
Военный министр.
551
Дневниковые
С лета 1876 года военное министерство России, оказавшееся, по образному выражению Чижова, «на буксире у настроения народного» [552] , начало готовиться к войне. В октябре 1876 года, когда положение войск генерала Черняева на Балканах стало особенно трудным, русское правительство в ультимативной форме потребовало от Турции в течение 48 часов заключить двухмесячное перемирие с Сербией, угрожая в противном случае войной. Ультиматум был принят. И все же война России с Османской империей неминуемо приближалась, становясь неизбежной.
552
ОР РГБ. Ф. 332. К. 3. Д. 4. Л. 121.
К зиме 1876/77 года Чижов стал все более отходить от воинственной позиции, склоняясь к предпочтительности мирного урегулирования конфликта. «Говорят, и между ними И. С. Аксаков, что будет война, — писал он, — говорят потому, что желают войны. Положим так, что без войны нельзя ожидать полного разрешения „восточного вопроса“ и, следовательно, освобождения южных славян от турецкого ига… <но> если будет война, она едва ли останется в пределах наших турецких границ… Опять сотни тысяч жертв; опять наше домашнее устройство остановится… Война? кто что ни говори, а все-таки гибель. Мир?.. — стоячее болото внутри и страдание кровных братий — вне. России нужно встрепенуться; нужно порастрясти ее сонное спокойствие. Началась было деятельность. Суды, земство, все двинулось, — и на первом движении впало в свою обычную сонливость… в ту пакость злоупотреблений, которые издавна укоренились на русской почве: взяточничество, только, может быть, в иной форме; холопство страшнейшее… апатия, безучастие ко всему общественному, наконец, страшнейшая несостоятельность как правительственная, так и общественная» [553] .
553
Дневниковая запись Чижова от 5. XII. 1876. — Там же. Л. 177 об.
Помимо причин чисто гуманного свойства Чижов основывал свои опасения в связи с войной на знакомстве с положением дел в финансовом ведомстве России. В середине декабря 1876 года им было получено конфиденциальное письмо от министра финансов М. X. Рейтерна, в котором тот сообщал, что в скором времени казне понадобятся деньги на ведение войны, и просил Чижова высказать свое «откровенное мнение», к каким средствам лучше всего прибегнуть. «Правительству, — писал М. X. Рейтерн Чижову, — очевидно принадлежит трудная задача изыскать для ведения войны средства, и весьма значительные, поступление которых было бы обеспечено в скором времени. Ученые труды Ваши, долголетнее управление кредитным учреждением и близкое знакомство с промышленными и экономическими средствами России побуждают меня обратиться к Вам за советом по этому делу. Согласно сему, имею честь покорнейше просить Вас сообщить мнение Ваше о том, каким наилучшим и скорейшим способом можно было бы, по Вашему мнению, приискать средства для ведения войны, в случае если в скором времени Россия вынуждена будет принять в ней участие… <Прошу> выразить мне Ваше по этому важному вопросу мнение с полной откровенностию…» [554]
554
Письмо от 15. XII. 1876. — ОР РГБ. Ф. 332. К. 49. Д. 30. Л. 1–1 об.
Прежде чем ответить министру, Чижов посоветовался из славянофилов — с А. И. Кошелевым, а из купцов — с Т. С. Морозовым. Выслушав мнение соратников, которым он доверял как экспертам в области финансов, Чижов убедился в правильности собственных предположений и выводов и лишь после этого счел возможным изложить Рейтерну конкретные соображения. Суть его рекомендаций сводилась к следующему. Поначалу ограничиться выпуском серий облигаций. Затем, если военные нужды потребуют, обратиться к выпуску ассигнаций или кредитных билетов. В чрезвычайном случае — приняться за золото, служащее обеспечением ассигнаций. Но ни в коем случае не поднимать искусственно курс рубля, как бы он ни падал. Кроме того, Чижов предложил министру призвать к себе промышленников и купцов из Москвы и центральных губерний России, чтобы переговорить с каждым из них в отдельности о возможных изменениях в практической системе налогового обложения («когда говоришь со всяким отдельно, слышишь умные суждения, приглашаешь вместе… — несут страшную ахинею») [555] .
555
Дневниковые записи Чижова от 17, 18, 21 и 22. III. 1876. — Там же. Д. 4. Л. 185 об, — 186 об.
Главную причину начавшейся 12 апреля 1877 года Восточной войны Чижов усматривал в интригах англичан, которые предпринимали энергичные меры к завоеванию симпатий балканских славян и при этом всеми доступными им способами стремились опорочить Россию. Как и в Крымскую войну, он видел в событиях, происходящих на Балканах, противоборство двух непримиримых сил: поддерживающего Турцию Запада, который обречен на окончание своего исторического существования, и славянства,открывающего собой новый период в истории [556] .
556
Дневниковая запись Чижова от 24. VIII. 1876. — Там же. К. 3. Д. 4. Л. 122 об.
– 123.