Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
Шрифт:
В том месте, где он стоял, Сходня, делая глубокую петлю, смиряла свой быстрый бег, облегчая рыбный промысел: в середине реки образовалась небольшая отмель, которая легко позволяла перебраться на другой берег. Скоро это удалось сделать. Старик воткнул две длинные жерди, по одной на каждой стороне, закрепил между ними сеть, и, увидев, как затрепыхался в ней первый пойманный серебристый окунёк, присел на пригорке, развернув узелок с нехитрым мужицким обедом.
В тот самый момент на дальнем гребне – а их немало окружало речку, образуя своего рода чашу – даже на самой вершине его, обозначились две точки. Постепенно увеличиваясь в размере, они со временем превратились в двух всадников, неумолимо приближавшихся к реке.
Наконец, и старик обратил внимание на непрошеных гостей. Хотя, как знать, кто гость, а кто хозяин на этой земле? Кого нелёгкая несёт в эти края, думал он. Тут и дороги-то путней нет.
Всадники ехали медленно и вели неспешный разговор. Один, на пегой кобыле в яблоках, был Фёдор Курицын, другой – на белом мерине с чёрным хвостом и такими же смоляными ушками – его брат Иван-Волк. Странное, на первый взгляд, имя Волк было древнеславянским, языческим, в то время весьма распространённым на Руси, но его всё больше вытесняло европейское Иван. Домашние называли младшего Курицына Волком, на людях его имя значилось как Иван. Фёдор Васильевич готовил Ивана-Волка в дипломаты, потому, с одобрения государя, отправил брата на обучение в университет в ливонском городе Дерпте. Два года назад тот вернулся, обретя солидные познания в филологии, теологии и языках – латинском, греческом и немецком. Братьям, хотя и жили они в Москве рядом, редко выпадала возможность поговорить по душам. Фёдор с утра до глубокого вечера проводил время на государевой службе в великокняжеском дворце, Иван-Волк, уединившись, писал «Кормчую», свод московских церковных законов. Встречались лишь по воскресным дням у Фёдора, но там светлица всегда была полна гостей. Сейчас ехали они из сельца Курицыных, куда заглядывали редко.
В родительском доме держали соколов. Охоту вели в десяти верстах, возле оврага, который местные жители называли «чашей», вернее «сходненской чашей», по названию реки Сходня. Туда и держали сейчас путь.
– Поппель смеялся, мол, нет у нас соколиной охоты, балов и рыцарских турниров, – говорил младший брат старшему. – Взять бы его с собой, подивился бы нашим просторам и лесам. Тогда вмиг переменилось бы его мнение! А какие девки у нас! Жаль, негде являть им красу свою. Сидят под замком в теремах, что те куры-наседки. Прав Поппель в этом. Балы были бы весьма кстати.
– Смотрю на тебя и диву даюсь, – улыбнулся Курицын – старший. – Пишешь о церковных законах, а в голове – девки.
– Одно другому не мешает, – обиделся Иван-Волк. – Ты ведь тоже был молодым.
Фёдор промолчал. Как быстро летит время. Вот и его чуть не в старики записали.
– Смотри, вон дед у реки сидит, – Иван-Волк указал рукой в направлении Сходни. – Давай спросим о его житье-бытье.
Братья пришпорили коней и повернули к реке, возле деда спешились.
– О, да он рыбу боярскую ловит, – шепнул брату Иван-Волк.
– Бог в помощь, дедушка, – обратился к старику.
– Благодарствую. Хвала Господу! – старик поднялся и испуганно заморгал глазами.
– Как звать тебя, дед? – спросил Фёдор Курицын.
– Кондратом. А вы, случаем, не Тушина-боярина люди?
– Нет, мы не тушинские.
– А чьи будете?
– Мы курицынские. Можешь не бояться.
– А чего мне бояться? – Дед переминался с ноги на ногу.
Фёдор Курицын спустился к реке и заглянул в сеть.
– Негусто пока. А боярин разрешил рыбу ловить?
Дед опустил голову.
– Что же ты, Кондрат? Наказать ведь могут.
Курицын с сожалением покачал головой.
– Куда деваться? Не пахали, ни сеяли. Есть нечего.
– А что так?
– Да, сказывают, конец света совсем близко.
– А кто сказывает? – поинтересовался Курицын.
– Отец Пахомий из монастыря Свято-Спасского да боярин наш Тушин. В нашей деревне никто не сеял. Люди на грибы да коренья перешли. Запасы то старые истощились.
– А на огороде сажали чего-нибудь? – полюбопытствовал Иван-Волк.
– Чево? – переспросил Кондратий.
– Ну, морковь, репу, огурцы, – разъяснил младший Курицын.
Дед виновато развёл руками и потряс седовласой головой.
– Сажали, батюшка. Этого добра хватает. Жёны у нас упрямые. Любят копаться в огороде. Да нешто этим проживёшь? Хлеба совсем не стало.
Фёдор Курицын вынул из кармана несколько медных монет и протянул деду.
– Вот возьми, Кондрат, купи хлеба да помолись Господу о нашем здравии.
– Благодарствую, – старик отвесил глубокий поклон.
– Отцу Пахомию передай, что конца света не будет, – продолжал Курицын – старший.
– Как не будет? Совсем? – лицо старика приняло по-детски беспомощное и обиженное выражение, из глаз его чуть не брызнули слёзы. – А отец Пахомий говорил, что птицы не будут гнёзда вить и звери детёнышей рожать.
– Врёт твой отец Пахомий, – нахмурился Фёдор Васильевич.
– Нешто врёт? – старик испуганно перекрестился.
– Так ты передай ему и всем в деревне скажи, чтобы не боялись, жили на полную силу. От кореньев проку мало. Правда, одна польза есть, – Курицын улыбнулся. – Земля на пару постоит, отдохнёт от земледельцев.
Лицо Кондратия расплылось в благодарной улыбке. Хоть одно одобрение в действиях получил от незнакомца.
– А от кого передать? – переспросил на всякий случай.
– Скажешь, от государева дьяка Фёдора Курицына.
Братья сели на коней и, перескочив реку, направились дальше.
– Эй, Кондрат, – закричал издалека Курицын. – Сетку убери. Не ровен час, боярин узнает – несдобровать тебе.
Какое-то время ехали молча. Солнце уже взошло высоко, освещая ровным светом панораму «сходненской чаши»: то тут, то там по бокам её широкого амфитеатра вырывались на волю отдельно стоящие невысокие деревья – ветра здесь дули сильнее обычного, а так, весь пологий подъём её, начиная от впадины, в которой, сверкая излучиной, веселилась река, заканчивая верхним краем, сливавшимся с горизонтом, сплошь и рядом был отдан на откуп кустарнику – он, вперемежку с цветами, был господином этой местности. Только и разгуляться здесь с соколами! Да на Руси эта забава ещё не возымела места в полной мере. Братья Курицыны были в ней первопроходцами.