Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
— Но… но помимо этого ты должен взять Гдов, Псков, Печоры, а если достанет сил, то и Новгород.
Не ведомо, что подумал пятидесятилетний вояка о короле, но наверняка что-то нелестное, хотя вслух произнес вполне верноподданно:
— Ваше величество, но восемью тысячами солдат это невозможно.
— Все возможно, Густав. Для нас все возможно. Русской армии не существует, а ведь я распушил ее с восемью с половиной тысячами. Когда рухнул мост и на воде оказались тысячи голов, мои солдаты стреляли их, как уток. Эту потеху надо
Однако первое же «дерзание» Шлиппенбаха — нападение на Гдов — окончилось неудачей, ему пришлось отойти, потеряв несколько десятков солдат, и довольствоваться разграблением нескольких окрестных деревень.
Шлиппенбах стал готовиться к нападению на Печоры.
Туда сразу после Нарвы прибыл Петр и стал немедленно укреплять город. Придя в Печорский монастырь, он приказал заложить первый раскат у Святых ворот и поставить пушки, сам участвовал в закладке, поручив далее руководство работой подполковнику Шеншину. Заставил копать рвы не только солдат и драгун, но людей всех чинов и положений, в том числе монахов и священников, даже женщин. Царь никого не желал видеть праздным. Вернувшись на следующий день к Святым воротам и не обнаружив на месте Шеншина, рассвирепевший Петр приказал найти его. Когда испуганный подполковник предстал перед царем, Петр приказал сечь его плетьми нещадно. Тут же разжаловал в рядовые и велел отправить в Смоленск:
— Чтоб я не зрел здесь этой рожи.
В течение нескольких дней монастырь превратился в хорошо укрепленную крепость, и когда Шлиппенбах явился к нему, со стен ударили пушки и заставили шведскую конницу скакать без оглядки.
На этом закончились «дерзания» шведского подполковника.
Укреплялись не только Печоры, но и Псков и Новгород. Князь Репнин быстро формировал новые полки. Именно в это тревожное время Петр приказал переливать колокола на пушки. Царь не переставал подстегивать Шереметева «итить вдаль для лучшего вреда неприятелю», «не чини отговорки ничем».
Отговариваться Борису Петровичу было нечем. Получив в свое распоряжение драгун и казаков, он уже в декабре попытался взять Мариенбург, но отступил ни с чем и занялся разорением деревень и хуторов. В этой малой войне более всего страдали приграничные жители как той, так и другой стороны.
Уже из первого похода казаки пригнали живую добычу — более четырех тысяч мирных жителей, за которых надеялись получить хороший выкуп, а нет, так иметь даровых работников для своих хозяйств. Почти все пленные были выведены в Малороссию и поделены меж казаками.
В феврале 1701 года в местечке Биржи Динабурского уезда собрались союзники, Петр и Август II, договариваться, как быть дальше. Прибыл туда и представитель Речи Посполитой {135} подскарбий Антон Щука, которого царь надеялся склонить к союзу-против Швеции.
Вторая встреча царя и короля также
— Послушайте, пан Щука, почему бы Речи Посполитой не воспользоваться удобным случаем и не вернуть себе Лифляндию?
— О каком случае ведете речь, ваше величество?
— Ай не догадываетесь, пан Антон? — подмигивал Петр подскарбию. — Русская и саксонская армии объединились против шведов, а где же польская армия? Или вы надеетесь подоспеть только к дележу?
— Ваше величество, Польша истощена только что оконченными войнами, распрями {136} . Для нас гораздо выгоднее пожить сегодня в мире.
— Когда вся Европа объята пламенем войны, пан Щука, вам не удастся отсидеться на полатях. Рано или поздно и полати загорятся. Скажите, что вас удерживает?
— Польшу можно побудить к войне, ваше величество, если б вы пообещали ей что-либо посущественнее.
— Ого! — вскинул брови царь. — Вам мало Лифляндии?
— По последнему договору с Россией Польша лишилась Киева. Если б ваше величество уступили хотя бы Киев с округом…
— Но это невозможно, пан Щука.
— Почему?
— Хотя бы потому, что население само не захочет переходить под владычество Польши. Или вы забыли, какую резню полякам устроили черные люди когда-то? {137}
— Ну, то были происки Москвы.
— Нет, пан Щука, то паны сами накликали на себя беду своей спесью и презрением к украинцам.
— Ну, возвратите нам хотя бы заднепровские городки Стайки, Триполье, Чигирин.
— Без совета с думой и гетманом я ничего вам воротить не могу, пан Щука. Ничего.
— Тогда будет невозможно побудить Речь Посполитую к этой войне.
— Ну что ж, будем ждать, когда жареный петух клюнет вас в задницу.
Меншиков заржал над шуткой царя, а когда сказанное перевели Августу, он тоже расхохотался. Подскарбий Щука обиделся. Но Петр налил ему полную чарку вина и молвил миролюбиво:
— Не обижайся, пан Антон, это у нас такая пословица. Выпей лучше.
— Плохая пословица, — проворчал Щука.
— Что делать? Чем богаты.
С Августом Петру было легче разговаривать, этот на русские земли не покушался, согласен был на Лифляндию, но зато умело попрошайничал:
— Питер, дай мне двадцать тысяч твоих солдат — и я завтра же возьму Ригу.
— Ты ее уже один раз брал. Золотом, — смеялся Петр.
Король не обижался, смеялся вместе с царем.
— Ну, то не в счет, Питер. Теперь пора показать Карлу XII нашу силу. У меня отличный главнокомандующий, генерал-фельдмаршал Штейнау.
— Что ж ты тогда подсунул мне фона Круи, а не дал Штейнау?