Фелисия, или Мои проказы. Марго-штопальщица. Фемидор, или История моя и моей любовницы
Шрифт:
Глава XIX
Оргия
Когда монсеньор брался устраивать вечер, можно было быть уверенным, что его участники найдут там все, что обостряет и удовлетворяет чувства: он все предвидел, все было исполнено. Его гениальность устроителя праздников вершила чудеса импровизации. Поданная еда была невероятно изысканной. Самые редкие вина, в бесчисленном множестве стоявшие на столе, утоляли жажду и возбуждали любопытство сотрапезников. Роскошные букеты цветов и обилие разнообразнейших фруктов эффектно дополняли сказочно красивую картину ужина.
Присутствие двух итальянцев несколько стесняло нашу свободу, но мы прекрасно компенсировали это гурманством. Отдав должное закускам, мы выпили и вина, но в меру. А вот папаша Фьорелли, человек необразованный и жадный (к тому же прожорливый!) выхлебал просто неприличное количество драгоценной жидкости. Его приятель, более
Руки сотрапезников шарили по телам друг друга, губы и груди познали множество ласк прежде, чем мы вышли из-за стола. Не пожелали прекращать застолья только два наших итальянских гостя. Если они и проявляли признаки жизни, то лишь для того, чтобы потребовать еще вина или поклясться, что не покинут этот дом, пока в нем останется хоть капля горячительного. Синьора Камилла неусыпно следила за пьяницей-отцом и даже вызвала лакея, чтобы тот оказал ему помощь в случае чего. Вся остальная компания, за исключением исчезнувшего шевалье, перешла из столовой в гостиную, оставив двери открытыми…
О целомудрие! О стыдливость! Как вы слабы перед вышедшими на битву Венерой [17] и Вакхом [18] ! Впрочем, разве так уж необходимо сопротивляться им? Возможно, самые чистые души радуются своему поражению, признавая силу и могущество великих богов…
И сегодня, вспоминая тот вечер, я не перестаю удивляться. Едва войдя в гостиную, один из офицеров, распаленный похотливыми взглядами Сильвины, потерял всякое самообладание, увлек ее к оттоманке и принялся исследовать самые секретные местечки красавицы. Она в ответ только смеялась. Вскоре исследователь, ободренный успехом первых попыток, забылся настолько, что потерял всякое уважение к обществу. Его партнерша, растерянная и одновременно довольная происходящим, охотно разделяла с ним плотские утехи. Замужняя итальянская синьора последовала примеру Сильвины и бросилась в объятия другого офицера, такого же дерзкого, как его товарищ. Аржантина убежала и спряталась за шторами, не желая быть свидетельницей непристойных сцен. Монсеньор, ведомый приличиями и сдержанностью, последовал за ней. Все забыли обо мне и моем новом любовнике, а мы застыли от ужаса посреди гостиной… Случайно встретившись взглядом, мы кинулись прочь. Моя дрожащая рука оказалась в ладони прекрасного Фьорелли, мы добежали до моих покоев, где я и закрылась, твердо решив, что вернусь к остальным, только насладившись любовной игрой с Джеронимо.
17
Венера — римская богиня любви, отождествлялась с греческой Афродитой.
18
Вакх — имя греческого бога вина Диониса, которого также называли Бахус.
Глава XX
Удовольствия иного рода
Наступил наконец тот счастливый миг, которого мы оба так давно ждали (из-за нерешительности и невозможности открыться друг другу). Вы, мои тонкие читатели, переживавшие подобные радостные мгновения, можете оценить очарование момента.
Как он был хорош, мой дорогой Джеронимо, как красили его лицо желание и предощущение счастья! Джеронимо был великолепен, когда стоял на коленях подле меня: грудь его трепетала, он не осмеливался исполнить наши общие мечты и вожделения, хотя по моему состоянию вполне мог бы догадаться, что я ни в чем ему не откажу! Казалось, руки Джеронимо боялись коснуться моих прелестей, словно он страшился обжечься… или обжечь меня своим огнем. Его губы не отрывались от моих, он не давал мне сказать ни слова, как будто я могла взять назад разрешение, сделавшее его счастливым. Наше продвижение к вершинам счастья и наслаждения ничуть не напоминало стремительный полет стрелы, летящей в цель: мы продвигались медленно, осторожно. Невыразимое удовольствие оттягивало взрыв, не давало пламени желания превратиться в огромный костер. В тот момент, когда души и тела наши слились в одно целое, мне показалось, что я умираю…
Прошло несколько минут, и мы смогли лучше оценить источник вновь открытого наслаждения, лаская друг друга, шепча тысячи нежных слов в ожидании второго слияния. Раны сердца затянулись, очень довольные друг другом, опьяненные страстью, мы клялись в вечной любви…
Очень скоро мой новый любовник вновь овладел сокровищем, хозяином которого стал благодаря любви. Когда человек внезапно попадает в темную комнату с улицы, залитой солнечным светом, он вначале не различает там ни одного предмета, так и Фьорелли, придя в себя, с удивлением смотрел на меня, признаваясь, что в бреду первого оргазма не заметил редкого совершенства моего лица и тела.
Восхищение возродило желание Джеронимо, и он сумел разжечь мое изощренными ласками — прелюдией высшего наслаждения. Мы соединились, утоляя страсть… Мне трудно описать то состояние блаженства, какое мы оба испытывали… Еще дважды мы улетали в поднебесье в объятиях друг друга… Только усталость могла бы прервать наше восхитительное сражение, но тут кто-то постучал в мою дверь, и постучал весьма настойчиво… пришлось сдаться… ответить… открыть…
Глава XXI
О том, кто стучал в мою дверь, и о тех забавных вещах, которые мне стали известны
Открыв, я увидела ужасно напуганную Терезу. Войдя, она сказала:
— Все будет кончено, мадемуазель, если кто-нибудь в этот критический момент не обретет немного разума и здравого смысла и не предупредит угрожающего всем нам несчастья! Уже несколько часов перед домом стоит толпа, люди кричат, что хотят знать, что здесь происходит, и собираются выломать двери. Повсюду в доме ужасно шумят. У госпожи Дюпре слышатся крики — к ней ворвался бешеный господин д’Эглемон, и Бог знает, что он там творит! Кто-то утверждает, что с бедной дамой что-то сотворили, другие хихикают и говорят, что, напротив, она замечательно провела время. Этот толстый боров Фьорелли (прошу прощения у месье) ругается, как дьявол, угрожая одной из дочерей, которая не желает удовлетворить некоторые его капризы… Рядом с ними кто-то смеется, плачет, кричит, храпит… Никто не знает, что все это значит, но мы в ужасном затруднении. Слуги не смеют ни на что решиться, хозяева не показываются. Господина Ламбера нельзя будить из-за тех глупостей, что натворил с его подругой господин шевалье, — будет ужасно, если между ними вспыхнет ссора. Мадемуазель, Богом заклинаю вас вернуться в гостиную! Прикажите этим господам прислушаться к тому, что происходит на улице, напомните монсеньору, какой урон будет нанесен его репутации, если станет известно, что его видели в этом доме, ведь в толпе, желающей ворваться в дом, наверняка есть и его враги!
Сообщение Терезы ужасно меня встревожило; Джеронимо, напоминавший Марса лишь в объятиях Венеры, побледнел и застыл как изваяние. Я была мужественнее моего любовника и приготовилась защищать нас. Вернувшись в гостиную, я нашла монсеньора, который, обливаясь жарким потом, боролся с Аржантиной, она мужественно защищалась, платье и волосы ее были в беспорядке. Золотые монеты, рассыпанные по полу, свидетельствовали о том, что прелат попытался купить то, чего не смог добиться ни нежной дружбой, ни силой. Мой приход спас нежную Аржантину — она сразу же бросилась в мои объятия, пряча заплаканное лицо. Оттоманка была занята сладострастной синьорой, сменившей там не менее распутную Сильвину, которая удалилась со своим кавалером в спальню.
Итальянка спала: одна ее нога свешивалась до пола, другая лежала на покрывале; зарывшись лицом в ее юбки и присев голым задом на паркет, спал ее утешитель, а подушкой ему служила пухлая ляжка дамы. Через открытую дверь я могла видеть пару, спавшую в той позе, в которой их покинуло наслаждение. Чуть дальше папаша Фьорелли, словно житель Содома, избежавший ужасного несчастья, обрушившегося на его родной город, благодаря милости Божией, ниспосланной за редкие добродетели, терзал несчастную Камиллу, понуждая ее заняться жалким членом и возродить его, — ну точь-в-точь библейский патриарх. Приятель Фьорелли-старшего — муж итальянской синьоры — валялся у ног лакея, безропотно принимая от него оплеухи, которыми тот отвечал на непристойные предложения.