Фелисия, или Мои проказы. Марго-штопальщица. Фемидор, или История моя и моей любовницы
Шрифт:
Шевалье невольно улыбнулся и продолжил:
— Итак, мадам искала, чем меня перевязать, и так хотела облегчить мои страдания, что забыла скрыть от нескромных мужских глаз изумительной красоты шею, совершенное тело, едва прикрытое рубашкой и самым простым корсетом!.. Ноги, великолепные, обнаженные наполовину ноги!.. Спрашиваю вас, какой мужчина сумел бы устоять перед такими прелестями, да еще будучи, так сказать, под парами?! Теперь, в нормальном состоянии, сердце мое скорбит, я не могу думать о случившемся без ужаса!
Госпожа Дюпре, смягчившаяся против своей воли, была тем не менее вынуждена сказать, соблюдая приличия:
— Хватит, месье! Эти похвалы вовсе не льстят мне — я слишком дорого заплатила за то,
— Я продолжаю, дамы… Да, я был дерзок. Я посмел коснуться рукой понравившегося мне тела… упругость, белый атлас, такой тонкий и нежный, — все это окончательно вывело меня из равновесия… Боже, я сам себе отвратителен… но это проклятое опьянение… Щадя целомудрие мадам, закончу в двух словах. Да, я действовал грубо, госпожа Дюпре не боялась меня, и первые мои движения — по правде говоря, весьма смелые — не напугали ее… Я схватил мадам… она закричала… Я сделал несколько попыток… она закричала еще громче, но я уже собой не владел. К несчастью, кровать была совсем близко, мадам упала на нее в самой выгодной для меня позе… Я этим воспользовался: у нее уже не было сил кричать, и…
— Прекрасно, — сказала Сильвина, внимательно выслушав сию интересную исповедь. — Хотите ли вы, друзья мои, чтобы я высказала свое мнение об услышанном? Госпожа Дюпре не станет сердиться?
— Я согласна, мадам, — стыдливо ответила новоявленная Лукреция.
— Целиком полагаюсь на госпожу Сильвину, — поддержал ее наш красавец Тарквиний. Мы все с нетерпением ждали, что скажет Сильвина, готовившаяся начать и имевшая очень важный вид. Прежде, чем начать, она сделала паузу, подобно оратору, завершившему выступление. Пожалуй, я тоже переведу дыхание.
Глава XXIV
Продолжение предыдущей главы Признание госпожи Дюпре. Примирение
Вот что сказала Сильвина:
— Признаюсь честно, моя дорогая госпожа Дюпре, что, если я и не одобряю шевалье после того, что он нам поведал о своих действиях, это не мешает мне осуждать и ваше собственное поведение. Во всем этом деле серьезную опасность представляют только ваши крики. На что вы надеялись? На помощь? Но чью? Женщин? А что они могли бы сделать? Или на подмогу со стороны наших молодых безумцев? Они не только не собирались исправлять ошибки шевалье, но — напротив — мечтали сами натворить нечто подобное, если не хуже. Вы рассчитывали на Ламбера? Было бы очень жестоко заставлять вашего любовника и вашего друга вцепиться друг другу в глотку из-за легкого флирта! Что до вашей репутации — если вы боитесь именно за нее, будьте уверены, что скомпрометировали себя в тысячу раз больше, позволив, как вы это сделали вчера, окружающим подозревать, что с кем-то боретесь. Ничего серьезного не случилось бы, действуй вы без шума, по-дружески уладив дело с галантным кавалером, который никогда не позволил бы себе рассказать о приключении окружающим. Вы любите Ламбера — прекрасно! Сердечная привязанность — великая вещь, но случай и темперамент тоже имеют свои права, которым никакие сентиментальные соображения не в силах помешать. Впрочем, вы ничего не должны человеку, который еще не стал вашим мужем: вы при любых обстоятельствах будете прекрасной партией для нашего друга Ламбера, человека безусловно талантливого и достойного всяческого уважения, но не имеющего собственного состояния. Если, по вашей вине, он узнает о том, что произошло, то окажется перед ужасной альтернативой: совершить низкий поступок, женившись на женщине, признавшейся в измене, или поступить благородно, но глупо, отказавшись от брака, обеспечивающего его счастье и благополучие. Вы вдова и избавлены от необходимости приносить мужу драгоценный дар невинности… Правда, вы так широко объявляли о том, что готовитесь сделать этот подарок второму мужу…
— Госпожа Дюпре, — прервал монолог Сильвины шевалье, — будьте откровенны… теперь… перед всеми нами… (несчастная госпожа Дюпре ужасно покраснела.) Готов признать, — продолжил шевалье, — что любой самый опытный кавалер может ошибиться в вопросе девственности. Однако… я, несмотря на огромное желание пощадить чувства мадам, оказался бы в крайне затруднительном положении, если бы решился высказать вслух… Между нами, моя очаровательная госпожа Дюпре, реагируйте, как пожелаете, но мне показалось… и думаю, что имею право утверждать, как человек чести…
— A-а, понимаю! — вступила в разговор Сильвина. — Все это меняет дело. Но теперь ясно, что мы напрасно беспокоились. Итак: Ламбер ничего не узнает и женится на мадам, которая за время, оставшееся до его возвращения, поразмышляет и утешится. Будьте справедливы к шевалье, госпожа Дюпре! Предрассудки, романтические чувства, немного провинциальной ржавчины? Именно отсюда происходят ваши угрызения совести и мучения! Мы вас от этого вылечим. Будущее для вас заключается в человеке, за которого вы выйдете замуж. Забудьте о том, что сотворил этот демон, его варварский поступок никак не повлияет на ваши отношения с Ламбером, которого мы все так любим…
Прекрасная вдова оказалась припертой к стенке и ничего не могла возразить нам. Она сочла нужным оправдаться за бесполезную ложь, в которой мы стали ее подозревать, ведь она действительно хотела выдать себя за девственницу.
— Я очень несчастна, — сказала госпожа Дюпре, — ибо должна признать свою вину, чтобы вы не считали меня лгуньей и не презирали. Я не собираюсь отрицать то, что шевалье, как истинный знаток, только что объявил вам. Увы! Признаюсь, что вчера уже не обладала тем бесценным даром, которым кичилась перед вами, когда мы только познакомились. Но… знайте, что это господин Ламбер… И когда же? Накануне несчастного вечера!.. Нужно быть очень невезучим человеком, чтобы получить такое оскорбление от женщины, на которой собираешься жениться.
Сентиментальные рассуждения, в которые пустилась опечаленная вдовушка, очень нас насмешили: шевалье стал таким же живым и нежным, мы успокоили даму и заставили ее расцеловаться с прощеным врагом, а он весьма ловко намекнул на то обстоятельство, что, если в первый раз госпожа Дюпре имела глупость закричать, со всеми остальными натисками не было никаких проблем. Наша любезная хозяйка не спорила, мило извиняя свои действия тем, что просто потеряла голову. Кто-кто, а уж мы-то хорошо знали, как трудно ее сохранить, имея дело с нашим Адонисом.
Мы начали беседовать на волнующую тему, и госпожа Дюпре своим вниманием, улыбками и наивными вопросами показала, что имеет счастливую возможность стать женщиной, любящей наслаждения. Она легко утешалась (так же легко, как впадала в отчаяние) и уже видела в озорнике шевалье, которого так ненавидела всего четверть часа назад, очаровательного мужчину, с которым пойманные им женщины могли получить максимум удовольствия.
Глава XXV
Ревность сестер Фьорелли
Несчастье, угрожающее Аржантине и шевалье
Читатели, привыкшие к моей точности, возможно, обвинят меня в том, что я опускаю здесь мотивы, которыми руководствовались сестры Фьорелли, так разумно ведя себя на званом вечере, в то время как другие действующие лица дали — каждый на свой манер — волю своему темпераменту. Эти девицы, скажут они, были весьма сдержанны для итальянок, да к тому же актрис. Почему на них не подействовал заразительный пример разгульности и распутства? Камилла почтительно исполнила дочерний долг и терпеливо перенесла все притязания отца; Аржантина не поддалась ни винным парам, ни убедительному красноречию, ни даже искусству любезного и крепкого прелата. Неужели сцены разврата, разворачивавшиеся вокруг нее, не разожгли в женщине желания? Как неправдоподобно!.. Подождите минутку.