Феникс
Шрифт:
Кто-то стучится в дверь и, не дожидаясь моего ответа, входит в палату. Доктор Аврелий никогда не стучится. Мне интересно, кто пришел.
– Привет, подруга! – губы гостьи складываются в ухмылку. Нахальным тоном она спрашивает: – Долго еще собираешься тут валяться?
Джоанна. Мы никогда не были подругами. Не хочу ее видеть. Пусть убирается к черту.
Ее, кажется, нисколько не беспокоит, что я не отвечаю. Она берет стул, ставит его рядом с моей кроватью и садится. Боковым зрением вижу, как она изучает мою темницу.
–
Меня задевает ее наглость. Смотрю на Джоанну в упор, надеюсь, она поймет, что ей лучше убраться отсюда подальше.
– Какой грозный взгляд! Напугала! – вместо того, чтобы уйти подобру-поздорову, она смеется. – Да шучу я, шучу – расслабься!
Мои брови грозно сходятся на переносице, и Джоанна добавляет:
– Ты же знаешь: мне бывает трудно быть дружелюбной. Впрочем, тебе тоже.
Если это была попытка извиниться, то своим уточнением она сделала только хуже.
– Что тебе надо, Джоанна? – хочу, чтобы голос звучал безразлично.
– Зашла в гости к подружке, разве нужен повод? – опять улыбается.
Я не настроена шутить. Решаю, что буду и дальше молчать.
Так мы и сидим в тишине. Я пялюсь в потолок, Джоанна смотрит на противоположную стену. Опять эта стена! Будто заколдованная… Сначала Гейл, теперь Джоанна.
Рассматриваю ее еще раз. Ничего. Просто стена.
– Уходи, – говорю я Джоанне.
Наши взгляды встречаются. Может, я все-таки псих, но, кажется, я узнаю в ней себя. Мы чем-то похожи: одинокие и слишком гордые, чтобы признать это.
Джоанна встает, идет к двери. Уже взявшись за ручку, она разворачивается и говорит:
– Он не делал этого, Китнисс.
Одной фразы хватает, чтобы снова вызвать у меня приступ. Кричу ей вслед, даже когда дверь за ней закрылась, и ее шаги удаляются по коридору.
– Я ненавижу его! Ненавижу! – бросаю подушку в стену напротив, давая выход злобе. Сворачиваюсь в клубок на кровати и продолжаю плакать.
– Ненавижу, – шепчу я, пока слезы не высыхают, и сон не забирает меня в свои объятия.
Буду благодарна за отзывы и пожелания. Также сообщите, если нашли ошибку. Заранее спасибо))
====== Глава 2-3 ======
POV Пит
Четвертый… Одиннадцатый… Двадцать шестой… Тридцать восьмой… Это уже входит в привычку: считать дни с момента, когда Китнисс пришла в сознание.
Сегодня сорок пятый день. Для меня он все такой же страшный, как и первый. Я продолжаю ждать. Все еще надеюсь. Каждый день прихожу сюда: в комнату со стеклянной стеной. Это единственное место, где я могу быть с ней. Прижимаюсь к холодному стеклу, рисую пальцем узоры, будто касаясь отражения Китнисс в нем. Радуюсь, когда она спит без кошмаров. Страдаю, когда она плачет. Умираю, когда она кричит.
Раньше я готов был жить хотя бы для того, чтобы любить ее со стороны. Тосковать по ней, скучать по ней, быть для нее кем угодно: другом, братом, просто знакомым. Но знать, что она счастлива. Сейчас мне все чаще хочется, чтобы мои муки прекратились. Ее крик не меняется. Каждый из сорока пяти дней она кричит, что ненавидит меня.
Только что это произошло опять. Я зажимаю уши руками, ощущая почти физическую боль от ее слов.
В мое убежище входит Джоанна.
– Прости, Пит, – она стоит за моей спиной, чувствую ее дыхание, – я пыталась ей сказать, но ты сам все видишь.
И я вижу: как Китнисс швыряет подушку в стену, как мечется на своем ложе из белых простыней, и как, наконец, свернувшись клубочком, тихо плачет. Ее губы продолжают шевелиться: “ненавижу”, бормочет она.
– Знаешь, я бы, на твоем месте, согласилась на поездку в Седьмой, – говорит Джоанна. – Тебе надо развеяться!
– Но тогда я не смогу быть с ней, – возражение срывается с моих губ.
– Может, так и лучше? – спрашивает она и уходит.
Пару минут стою один в темноте. Китнисс за стеной затихла: вероятно, уснула.
«Может, так и правда лучше?» – шепчет мне внутренний голос.
В следующее мгновение со всей силы бью стену. Еще раз, и еще, и еще! На руках появляется кровь, но я, как сумасшедший, продолжаю наносить удары. В них все: ярость, горечь, бессилие, тоска…
Наконец, силы покидают меня – я сгибаю ноги и сажусь на пол.
Я больше не вынесу. Надежда на то, что Китнисс станет легче, тает с каждым днем.
Джоанна права: мне нужно чем-то отвлечь себя. Плутарх настойчиво рекомендовал сделать серию роликов, так сказать, «в полях сражений»: собрать съемочную группу и отправиться в восставшие дистрикты. Мы уже сделали несколько в Двенадцатом, и они успешно внедряются, время от времени, в эфир капитолийского телевидения. Пора добавить немного остроты.
Я не хотел ни на один день оставлять Китнисс одну и до сих пор отказывался ехать куда-то. Но какой смысл в том, что я сижу здесь день за днем?
Даже Прим перестала приходить сюда. Она очень страдает. Хочет обнять сестру и рассказать, что у нее все хорошо. Но доктор Аврелий запретил. Он надеется, что однажды Китнисс осознает нереальность своих воспоминаний, и только тогда придет время для визитов младшей Эвердин. Девочка решила, что не может видеть Китнисс и не иметь возможности подойти к ней. С тех пор я ни разу не встречал ее здесь.
Инстинкт самосохранения есть даже у тринадцатилетней девочки, которая старается переждать бурю в стороне. Почему же я поступаю иначе?
На следующий день, когда группа Альфа собирается на очередное плановое совещание, я говорю, что готов отправиться в путь.
Тем же вечером я и съемочная группа вылетаем в Дистрикт семь. С нами Джоанна и Боггс. В команде царит воодушевленное настроение, и все воспринимают эту поездку как приключение.
Джоанна сидит рядом и вертит в руках топор.