Феникс
Шрифт:
Как такое вообще возможно? Изо всех сил ищу хоть каплю сомнения в ее голосе, но не нахожу ничего. Она абсолютно уверена в своих словах. И она плачет. Горько. Навзрыд.
Прим отпускает мою руку и тоже заливается слезами. Я не могу понять, что происходит вокруг, но все-таки наклоняюсь к сестренке Китнисс и начинаю ее успокаивать. Она трясет головой и внезапно вырывается из моих рук. До того как я или врачи, все еще стоящие у дверей палаты, успевают ее остановить, Прим врывается к сестре.
Если до этого Китнисс только плакала, то, увидев Прим,
Неожиданно наступает тишина. Открываю глаза и вижу, что вокруг Китнисс уже толпятся врачи. Бросаюсь к палате, но на пороге меня удерживает Гейл. Он говорит мне, что Китнисс в обмороке.
Не говоря ни слова, отступаю назад и облокачиваюсь на ближайшую стену. А затем медленно сползаю вниз.
Китнисс думает, что ее семья мертва.
И она верит, что их кровь на моих руках.
Буду благодарна за отзывы и пожелания. Также сообщите, если нашли ошибку. Заранее спасибо))
====== Глава 1-7 ======
POV Пит
Я сижу на своей кровати и смотрю вникуда. За мою недолгую жизнь уже всякое случалось: я дважды участвовал в Голодных играх, я похоронил свою семью, но не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя настолько потерянным.
Рядом со мной сидит Прим и читает вслух сказку. Это какая-то старая наивная история о том, что добро всегда побеждает зло. Теперь я в этом не уверен.
– Ты слушаешь? – спрашивает меня Прим.
Я словно выхожу из оцепенения и киваю. Я говорю неправду. И мы оба это знаем. Но нам обоим нужна эта ложь. Чтобы не сломаться.
Сестра Китнисс приходит ко мне каждый вечер после того, как заканчивает помогать Миссис Эвердин в больнице. Она всегда приносит какую-нибудь книгу и, устроившись у меня под боком, начинает читать. Иногда я замыкаюсь в себе и перестаю ее слушать. Иногда она уходит в свои мысли и перестает читать. Но мы оба делаем вид, что все в порядке, и просто стараемся пережить очередной вечер.
Уже прошла неделя с тех пор как Китнисс пришла в сознание. За все это время улучшений нет. Она отказывается от еды, постоянно плачет и твердит, что собственными глазами видела, как от моих рук погибли ее мама и сестра. Доктора ничего не могут с этим поделать.
Вчера я разговаривал с Хеймитчем. Он пришел ко мне сам. Кажется, ментор постарел на несколько лет за последние месяцы. Я не спрашивал, но, похоже, ему очень надо было кому-то это высказать, и он выбрал меня.
– Врачи говорят, что это «охмор», – начинает Хеймитч, – какая-то извращенная шутка Капитолия. Тебе раз за разом вкалывают приличную дозу яда ос-убийц. И все: ты съезжаешь с катушек. Самые потаенные твои страхи становятся настолько реальными, что почти все жертвы сами сводят счеты с жизнью.
В моем взгляде, очевидно, столько ужаса, что ментор тут же добавляет:
– Само собой нашей Сойке никто не даст наложить на себя руки! – он пытается отшутиться, но ситуация настолько серьезна, что пугает даже его.
Я размышляю над тем, что только что узнал. Если ментор прав, и у Китнисс этот самый «охмор», то она и правда думает, что потеряла сестру. Как сказал Хеймитч? Самые потаенные страхи? Кому как не мне знать, насколько Китнисс боялась потерять своего Утенка!
Чувствую, что мой мозг готов взрываться от осознания того ужаса, через который она прошла. До этого момента я жалел ее тело, над которым издевались злобные руки Капитолия. Сейчас же я понял, что самая страшная пытка для Китнисс – пережить смерть Прим.
– Это можно вылечить? – с надеждой спрашиваю я.
– Пит, это ведь не болезнь, чтобы просто дать ей таблетку. Это ее воспоминания, ее новая реальность. Я не знаю, как это можно вылечить.
Больше мы не разговариваем – просто сидим, пока, наконец, Хеймитч не встает и так же молча не уходит.
Мне хочется пожалеть себя, такого одинокого и никому не нужного, но я не чувствую это. Все, что мне сейчас важно – знать, что Китнисс поправится, но ни один человек не может мне этого обещать.
Сегодня я должен дать ответ Плутарху, готов ли я стать их новым символом революции. Они давали мне всего пару дней на размышления, но, учитывая ситуацию с Китнисс, до сих пор меня никто не трогал.
Сказать по правде, я все еще не знаю, соглашусь ли. Мне не нужна эта революция, мне не нужна эта война. Но Капитолий должен заплатить за все страдания, которые он причинил людям. И президент Сноу лично должен заплатить за муки ада, через которые он заставил пройти Китнисс.
Передатчик на моей руке вибрирует, напоминая, что пора идти в Штаб. Медленно бреду по коридорам в нужном направлении, пытаясь понять, какой мой выбор будет правильным.
Неожиданно меня окликает командующий Боггс и жестом приглашает отойти в сторону. Я удивлен. Не помню, чтобы когда-нибудь разговаривал с ним лично. Когда я останавливаюсь рядом, он нервно оглядывается по сторонам и, словно боясь, что нас могут услышать, тихо говорит: – Я долго думал и решил, что ты должен знать кое о чем. До того, как ты дашь ответ Койн.
Еще раз посмотрев вокруг, он добавляет:
– Та операция, по спасению Сойки и остальных, она всегда казалась мне странной. Понимаешь, мы проникли в самое сердце Капитолия – в Президентский дворец, и не потеряли ни одного солдата. Я не говорю, что было бы правильно, если бы кто-то из моих ребят погиб, но все это очень подозрительно.
Я смотрю на него во все глаза, не понимая, к чему он клонит.
– Если ты спросишь меня, солдат Мелларк, то я тебе отвечу: уж больно похоже, что нас ждали во дворце. И твою Сойку для нас приготовили, перевязав подарочной лентой. Подумай об этом.
И он уходит, оставляя меня наедине с этой новой информацией.
Китнисс пытали, надеясь получить информацию о Восстании.
Китнисс охморили, желая свести с ума и отомстить за все проблемы, которые она создала Сноу.
Китнисс вернули мне, чтобы я сошел с ума сам.