Феномен Табачковой
Шрифт:
– Бла-го-да-рю, - раздельно сказал он.
– Что же ты, Михаил Данилыч, - всполошилась Черноморец.
– Иль неласково тебя встретили?
– Нет-нет, бла-го-да-рю, - Ватников вышел в прихожую.
– Вот так, - развела руками Черноморец, чуть не плача с досады.
Анна Матвеевна тихонько прыснула в кулачок и пошла за гостем. "Уходи, уходи поскорей", - беззвучно приговаривала она, холодея от страха - вдруг сейчас откроется дверь и войдет Сашенька? А у нее в доме чужой дядька! И впрямь подумает, что она сватовство затеяла.
– "Да быстрей же, быстрей!" торопило все ее существо.
– "Никто, никто не нужен мне. Сама буду хозяйкой себе, сама! И как могла Зинаида представить такое, что кто-нибудь может заменить Сашеньку?"
– Ах, да не туда суете руку, - не вытерпела она его возни с рукавом пальто, подскочила и помогла одеться.
– Бла-го-да-рю, - почти угрожающе сказал Ватников, метнув в сторону родственницы-свахи гневный взгляд.
Анна Матвеевна увидела траурное лицо Черноморец и расхохоталась.
– Как попасть в Сердоликовою бухту?
– А когда цветет тамариск?
– Правда, что в древнем Херсонесе похоронена Поликаста, дочь Гиппократа?
– Говорят, севастопольские артисты готовят представление на раскопках античного театра. И ли это слухи?
– Ай-петринские мустанги - поэтический вымысел или правда?
– Не край, а легенда Где купить защитные очки?
– Сколько дней сражался аджимушкайский гарнизон?
– Интересно, как оказалась в Старом Крыму авантюристка де ля Мотт, что украла ожерелье Марии Антуанетты?
– В пещерном городе Чуфут-Кале жарят караимские пирожки?
– В каких магазинах продают кораллы?
– В вашем дельфинарии нет зеленого дельфина?
Все. Довольно. Устала. Не экскурсия, а вечер вопросов и ответов. Весь обратный путь исполняла роль справочного бюро. Да и как будешь молчать, когда в каждом камне - история, на каждом повороте - легенда. Уже язык отваливался, когда вспомнила о парном погребении в пещере Мурза-Коба, что в долине Черной речки. Десять тысяч лет пролежала здесь "в обнимку" пара кроманьонцев. Когда Герасимов восстановил по черепам их облик, все ахнули - они были прекрасны, эти влюбленные древнекаменного века...
– Счастливчики, - вздохнула девчонка в голубом ватнике.
– Столько лет вместе!
Все рассмеялись. А чего, спрашивается?
Тишина давила на перепонки сильней, чем шквал голосов. Вновь пришло уныние. Она неприкаянно слонялась по дому, и уже ничто не веселило глаз ни блеск дерева, ни яркость тканей. Разве что длинные вечера у телевизора несколько отвлекали от грустных дум.
Опять безжалостно надвинулось прошлое, и трудно было защититься от него. Оно упрямо заполняло собою каждую свободную от домашних забот минуту, промежутки между приготовлением еды и часами у телевизора, стояло у кровати в изголовье, только и выжидая удобного мига, чтобы своими тенями взять в плен. Минуты, когда она бессильно подчинялась ему, казались ярче, значительней настоящего. Она опять была заботливой женой и матерью, опять крутилась в колесе семейных хлопот, успевая краем глаза поглядывать на Сашенькины полотна.
Когда, а какой час стала ненужной? Память металась в поисках того черного
Какое, однако, бесплодное, мучительное занятие - рыскать в дебрях прошлого. Вон, вон из квартиры!
Купила полкило ассорти и поехала к Смурой, но не застала ее дома. А когда грустная и усталая вернулась домой, то на лестничной площадке своего этажа встретила Аленушкина. Оба расплылись в улыбке, протянули друг Другу руки и заговорили разом:
– А я полчаса уже стою, трезвоню. Может, думаю, прилегли отдохнуть, не слышите.
– Куда это вы запропастились?
– Это вы запропастились! Несколько раз приходил, а вас носит где-то нелегкая.
– Правда, приходили? Ой, да что же мы стоим!
Они вошли в квартиру. Анна Матвеевна распахнула дверь в преображенную комнату, и Аленушкин ахнул, принеся ей тем самым краткое удовольствие.
– Уж не заблудились ли мы? Здесь и в самом деле ваш дом?
– По вашему совету, Вениамин Сергеевич, - сказала она, не находя, однако, в своем голосе звучащего ранее торжества. В нем скорее слышалась усталость.
– С вашей помощью.
– Ну, милейшая, за такой срок... Не ожидал от вас этакой прыти.
Анна Матвеевна подошла к серванту, сняла с вазы парик и нахлобучила на голову.
– Нравится?
Аленушкин обошел ее со всех сторон.
– Нет, - честно признался он.
– Хоть и делает вас лет на десять моложе, а не идет. Уж поверьте моему вкусу. В нем вы не вы, Снимите его, пожалуйста.
– Нет уж, - взъерошилась она.
– Думаете, буду теперь всякому вашему совету следовать?
– А я и не настаиваю, - заверил Аленушкин.
– Ну, а что ваши голоса?
– Представьте, улетели. Тихо, аж уши позакладывало. И тоска, тоска... Она стянула парик и забросила на шкаф.
– Неужели так быстро по своим пришельцам соскучились?
– он вышел в прихожую, зашуршал плащом и принес термос в фиалках.
– Идемте лучше на кухню. Выпьем чашку-две, сразу взбодритесь.
– Даже к Брамсу равнодушной стала, - жаловалась Анна Матвеевна на кухне, прихлебывая кофе.
– Все из рук валится. Ведь как день у меня проходит? В пустых заботах-хлопотах. Уход за одной полировкой чего стоит как магнитом, проклятая, пыль притягивает, по нескольку раз в день вытирать приходится. Были бы внуки поблизости, все бы забросила, ими занялась. А так...
– Вот что посоветую вам, Анна Матвеевна, - Аленушкин в раздумье запустил пятерню в седую шевелюру, - займитесь каким-нибудь стоящим делом.
– Как, однако, любите вы давать советы!
– опять вскипела она.
– Пойдите в ЖЭК, - невозмутимо продолжал он, - спросите, не требуются ли, скажем, библиотекари для домовой библиотеки или воспитатели детских площадок. Уверен, сразу найдется не одна работенка. Вот я - на общественных началах хожу, проверяю счетчики. Каждый день - новые знакомства.