Ферсман
Шрифт:
Но пока на календарном листке нашего повествования 1914 год. 14 июля Германия объявила России войну. Двинулась машина истребления, давно подготовлявшаяся буржуазией многих стран в глубокой тайне от своих народов.
Ученых никто не собирался призывать под трехцветные военные знамена. Это не было забывчивостью царского правительства. С поражающим легкомыслием, без какой бы то ни было серьезной подготовки научного тыла оно вступило на путь войны. Растерянные академические деятели при встречах озабоченно восклицали: «Но надо же что-то делать, господа!» Невозможно было спокойно вставать утром, пить кофе, итти в минералогические и биологические кабинеты, измерять грани кристаллов, подсчитывать щетинки у гусениц, чорт знает что еще!.. И знать, что под этим же серым небом
Внутренне ощущаемая необходимость побудила минералогов энергично действовать. На заседании физико-математического отделения Академии наук Вернадский огласил свой пламенный призыв принять участие в развитии производительных сил страны. Речь шла о самых первых шагах: об их начальном учете — «о выяснении наших об них знаний, определении той научной работы, которая не была для этого сделана, но должна быть сделана». Вернадский констатировал, что «наши знания об естественных производительных силах Российской империи крайне недостаточны, и совершенно никогда не были критически сведены и переработаны».
Вернадский не ограничился академической трибуной.
«Обладая огромными природными источниками сил, Россия находилась в такой экономической зависимости от Германии, — писал он, обращаясь к широкой читательской аудитории, — которая далеко выходит за пределы неизбежного и желательного экономического снабжения и экономического обмена с соседней культурной нацией. Война раскрыла глаза русскому обществу на размеры и характер этой зависимости, на ее проникновение во весь обиход нашей жизни. Едва ли можно сомневаться, что прежний порядок жизни не может сохраниться после войны, и должна начаться энергическая и последовательная борьба за улучшение нашего экономического положения. Эта борьба нелегка, она требует большого знания и большого труда. Она тем более трудна, что одним из следствий нашей зависимости явилось ослабление навыков и привычек, необходимых для самостоятельной работы в крупнейших областях техники и промышленности продуктов, которые доставлялись нам готовыми. Вместе с тем внимание общества не было в достаточной степени обращено на окружающую нас природу, которая является источником производительных сил в стране».
Конечно, послевоенные судьбы страны Вернадский мысленно определял, как всякий правоверный, и при том весьма правый буржуазный интеллигент, хотя бы куцей, но конституцией или, в лучшем случае, в плане парламентской буржуазной республики.
Но в его страстных выступлениях этого времени нас привлекает другое.
Большой, общепризнанный ученый выступал как оскорбленный сын своей родины. Он клеймил самодержавный порядок и плутократическую власть, которая затормозила экономическую жизнь страны, подчинила ее вражескому контролю иноземных капиталистов, сдавила горло России ее технической зависимостью от зарубежных стран и в годы великих испытаний поставила родину безоружной под жерла вражеских пушек. Вернадский понимал неизбежность социальных перемен, хотя и не мог определить их глубины. Он видел переполненную чашу народного гнева. Наконец, — и это в данном случае для нас главное, — он выступал борцом за освоение великих богатств родной страны, за ее независимость от чужестранцев, за развитие ее производительных сил.
В этом и было положительное, прогрессивное значение тех его выступлений, отрывки которых мы здесь приводим.
«Война до очевидности для всех выяснила крайнюю неизученность России, — писал Вернадский. — Мы не знаем ресурсов нашей страны и до сих пор не сознавали, до какой степени это необходимо для правильно поставленной государственной политики, для государственной безопасности. Нельзя сказать, чтобы работа по научному обследованию производительных сил России не делалась; она непрерывно шла с начала XVIII столетия, когда толчок ей дала творческая гениальная воля Петра Великого. За это время сделана огромная работа, которую мы должны особенно ценить, если учесть, при каких вообще небольших материальных затратах она достигнута, в какой
Да, это были горькие и вместе с тем гневные строки. Горькие потому, что омертвлены были беспримерные богатства русской природы и скованы силы талантливого русского народа, сумевшего и в железных наручниках показать таившиеся в нем возможности, но не развернувшего их. Гневные потому, что они могли назвать — и называли! — имя виновников этого преступления. Бездарная государственная власть, царь, помещики, жандармерия, не спускавшая глаз ни с рабочего, ни с ученого, предприниматели, торговавшие Россией так же, как они торговали кожами, пенькой и льном…
Взвешивая ограниченные силы и возможности научной общественности, Вернадский и его единомышленники в Академии наук в качестве ближайшей, наиболее осуществимой задачи выдвигали детальный учет «находящихся в распоряжении нашего народа и правительства естественных производительных сил страны». Второй задачей они видели исследование того, как эти силы должны использоваться и что надо сделать для того, чтобы они правильно тратились и неразумно не расточались.
Большая программа изучения производительных сил России, которую намечал Вернадский, имела одно уязвимое место, но это была подлинно ахиллесова пята: ни самому автору, ни кому бы то ни было из тех, кто его непосредственно окружал, не было доподлинно известно, кто должен осуществлять эту программу.
Напрасно взывал Вернадский к государственной инициативе — департаменты не блистали ею и раньше, глубокомысленно молчали и сейчас. Зато горячий отклик он нашел у научной общественности. Этим откликом явилось создание физико-математическим отделением Академии наук комиссии, перед которой были выдвинуты задачи «исследования таких производительных сил, которые до сих пор совершенно не исследованы и все знания о которых гадательны».
Такими гадательными оказались: во-первых, динамические силы — «белый уголь», водопады, энергия солнечных лучей и т. д.; во-вторых, естественные силы, связанные с растительностью и прежде всего леса; в-третьих, такие же силы, связанные с животным миром; в-четвертых, естественные силы земных недр.
Иначе говоря, неисследованными оказались все силы, какие только существуют в природе вообще, в пределах русского государства в частности.
Предложение о создании Комиссии для изучения естественных производительных сил России было воспринято академиками с облегчением и признательностью. Это был хоть какой-то выход из состояния томящей бездеятельности.
Комиссию по изучению естественных производительных сил России решено было образовать в самом широком составе, с привлечением многих деятелей ведомств и частных лиц. От академии, помимо Вернадского, в нее вошли: академик А. С. Фаминцын, A. П. Карпинский, Б. Б. Голицын, М. А. Рыкачев, Н. С. Курнаков, Н. И. Андрусов, профессор В. И. Палладии. К ним не замедлил примкнуть И. П. Павлов. Это было блистательное созвездие крупнейших научных имен.
А верное себе царское правительство больше всего — больше немцев, во всяком случае! — продолжало бояться какой бы то ни было, даже либерально-буржуазной, самодеятельности, под прикрытием которой могла бы завестись скрытая крамола. Существование комиссии было санкционировано с величайшей неохотой. Ей нечего было и думать высовывать свой нос за пределы академии. Официально в ее услугах никто не нуждался. При всяком удобном случае ей недвусмысленно давали это понять.
Так, например, 31 марта 1915 года академическое отделение физико-математических наук, по инициативе B. И. Вернадского, обратилось в Министерство торговли и промышленности с предложением организовать силами Геолого-минералогического музея изучение возможностей отечественного производства висмута.