Фестиваль
Шрифт:
– Всем привет, - поздоровался Василий и сел рядом с Наташей.
– Штрафную им, штрафную, - обрушилось со всех сторон.
– Давай, давай!
– За что?!
– взмолился Василий, но его никто не слушал. Стопку наполнили за полсекунды и поставили перед ним. Ничего не оставалось, как выпить.
– За именинника!
– Василий опрокинул стопку и огненная вода растеклась по внутренностям. Праздненство началось.
Глава 40.
– Только что приземлился рейс двадцать два ноль шесть, прибывший из Ливана. Встречающих, просьба подождать у зала таможенного осмотра.
Таня сидела и скучала без работы. Последний самолет приземлился полтора часа назад, битком набитый венграми и болгарами, теперь в здании аэропорта было пусто. Одинокая уборщица подметала в дальнем левом углу.
Кто-то постучал по стеклянной витрине киоска. Она вздрогнула и посмотрела на стучавшего. Это был высокий молодой человек с черными курчавыми волосами, густо намазанными гелем. Из зала таможенного осмотра уже выходили другие люди.
Они были удивительно похожи - все довольно высокого роста, с одинаковыми короткими стрижками и все в черных, прекрасно сшитых костюмах.
Вскоре показались и остальные пассажиры. Таня сказала бы, что они южной национальности, не придавая этому слову никакого значения.
– Девушка, дайте мне двенадцать самых больших матрешек.
– Он говорил почти без акцента. Его холодные глаза смотрели прямо в упор, словно на ней не было одежды. И хотя он улыбался, его глаза абсолютно не улыбались. Они были холодными и безжизненными. Раньше она думала, что это все сказки про какие-то ненормальные глаза, что это не больше, чем уловка писатели, чтобы нагнать побольше страху. Но это оказалось на самом деле.
Таня поспешила отвести взгляд и ей почему-то стало страшно. По спине пополз холодок, а внутри живота появилась тупая ноющая боль.
Он забрал свои матрешки, кинул ей триста баксов и отвернулся, что-то объясняя попутчикам на своем гортанном языке.
Вдруг они все повернулись в ее сторону и громко засмеялись. Вернее, заржали. Именно заржали. Без тени стыда и человеческой снисходительности От них исходила какая-то животная сила, похоть. Их перекошенные лица вызывали такое отвращение, что ее чуть не вырвало прямо на кассу.
Они постояли еще с минуту, наблюдая за ее беспомощностью, а потом исчезли с быстротой, с которой появились. Таня но выдержала и заревела, пряча лицо в тонких коленках. Ей было страшно возвращаться домой.
Глава 41.
Волнение нарастало прямо пропорционально приближению девяти часов вечера. Народ прибывал невиданными темпами. Все близлежащие к острову улицы и кварталы были заставлены автомобилями. Но место еще оставалось. Немного, но оставалось. Билеты на фестиваль разлетались со сверхзвуковой скоростью, а дела у торговцев на острове шли вообще прекрасно.
– Семь горячих бутербродов, бутылку шампанского, бутылку водки и семь стаканчиков!
– Семьдесят восемь тысяч.
– Две бутылки водки.
– Тридцать пять тысяч, следующий!
– Двенадцать пива темного, пять чипсов.
– Шестьдесят девять тысяч...
Народ гулял вовсю. Прямо под эстакадным мостом заканчивали монтаж сцены, выполненной в виде полукруга, цепляющегося сверху за мост стрелами, напоминающими расходящиеся лучи солнца.
Позади, за кулисами сцены, были видны готовящиеся к выступлениям коллективы. Весь мост, сколько хватало взгляда, был до отказа запружен людьми.
Нафир улыбнулся, обнажая белые ровные зубы.
– Братья, - сказал он по-арабски.
– Эта белая сука на нашей стороне. Вы оглянитесь, посмотрите! Столько мяса мы еще никогда не приносили в жертву!!
– Его лицо светилось какой-то внутренней одержимостью.
Ликис, как капля воды, похожий на Нафира указал на сцену:
– И мы там будем выступать? Перед всеми этими грязными животными?!
– Постой, - прервал его Нафир.
– Не торопись. Это будет маленькой жертвой с нашей стороны.
Ликис отошел в сторону и замолчал. Эта белая, в аэропорту, она ему определенно понравилась. Черт побери! Когда он что-то хочет, он это берет! Надо будет съездить за ней.
Они стояли за кулисами. Двенадцать человек, одетых в черные костюмы, с черными гитарами. Их разговор никого не интересовал. Они немного порепетировали и растворились в толпе. Сегодня их выступление было почти в час ночи. Они многое должны были успеть сделать.
В дверь позвонили. Карташов нехотя поднялся с дивана и шлепая босыми ногами но полу спросил:
– Кто там?
– Здравствуйте, - послышался приятный мужской голос.
– Мне вас порекомендовали, как специалиста по древнему Кенигсбергу. Я сам из-за границы. Калифорнийский университет.
Карташов приоткрыл дверь и увидел молодого человека респектабельной внешности в золотых очках.
– Чем могу быть полезен?
– спросил Карташов, - мистер...
– Герлин, - подсказал молодой человек.
– Мистер Герлин, - сказал Карташов, пропуская его в прихожую.
– Видите ли в чем дело... Я работаю на кафедре истории и мы случайно узнали, что вы занимаетесь проблемой так называемой "Янтарной комнаты". Мы тоже занимаемся этим вопросом и совершенно случайно к нам в руки попала вот эта карта.
Герлин вытащил сверток из внутреннего кармана пиджака и протянул его Карташову.
– Это копия, - сказал Карташов, разворачивая карту.
– Совершенно верно, - ответил Герлин, - копия. Карташов вгляделся в карту, составлена она была на немецком языке и в принципе, очертания и некоторые названия были ему известны.
Но большинство отметок, подземных ходов и зданий он видел впервые. И это было очень интересно. Карташов загорелся, у него задрожали руки.
– Где вы это взяли?