Фея и Тот Самый Один
Шрифт:
– Да? – улыбнулся он.
– Тебе очень идёт эта шапочка, – поправила кокетливым жестом хирургическую шапочку детской расцветки с яркими медвежатами.
У Леонида и хирургичка была такой весёленькой расцветки, он в ней обходы делал, малышне не так тревожно, ему легче и спокойней работать. Частенько щеголял нарядным, то с цветочком за ухом, подаренным восторженной поклонницей трёх лет от роду, то с наклейками на руках – результатом долгого общения с родителями и скуки малыша.
– Спасибо, – расплылся в улыбке Леонид.
– До вечера, – шепнула Фея. И совершенно по-девчоночьи чмокнула в щёку, где-то в районе уха.
Леонида едва не хватил экстаз сродни религиозному, были бы крылья – замахал в бы исступлении, был бы мёртвым – ожил, честное слово.
В операционной провёл несколько часов, вышел выжатый, как лимон, глаза горели, во рту пересохло, виски ломило. Работать пришлось с дежурной бригадой, случай тяжёлый, шансов на успех почти не оставалось, сердце давало сбой трижды, но парня каким-то чудом вытащили.
Анестезиолог после нервно курил на балконе, матерясь на все лады, обещал уйти в таксисты. Леонид присоединился бы, по слухам водители какого-нибудь Убера не бедствовали, нервов же тратили в разы меньше, но нужно вылечить Мишу, необходимо просто.
В кабинете, куда завалился после душа, прикидывая, стоит ли ехать домой или лучше лечь здесь, на диване, увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть, во всяком случае, в поздний час.
Фридман Абрам Наумович вальяжно облокотился на спинку дивана, закинув ногу на ногу, и прямо посмотрел на входящего хозяина кабинета.
– Не побеспокоил? – светским тоном спросил он, глядя на опешившего Леонида.
– Чем обязан? – улыбнулся тот в ответ, не зная, чего ожидать.
Если бы дело касалось Сони, Абрам Наумович скорее позвонил бы. Что-то с Лиат? Здоровье?..
– Время позднее, Лёня, потому давай коротко, – вместо приветствия продолжил гость.
– Кофе? – Леонид шлёпнулся на стул, отодвинул рукой стопку историй болезни.
Не стол Букингемского дворца, но Фридман точно не ожидал королевского приёма в кабинете вымотанного врача отечественного розлива. Уж кто-кто, а Абрам Наумович знал и понимал больше, чем все Одины вместе взятые.
– Коньячка бы не отказался.
– Не вопрос.
Леонид достал бокал, предложил на выбор несколько бутылок, благо ассортимент был огромным, любой алкомаркет позавидует. Оценил вкус Фридмана, сам отказался от мысли пригубить, хотя сама по себе идея соблазняла.
– Слышал про твои проблемы с пациентом, – не стал тянуть Абрам Наумович. – Мамоновым Михаилом.
– Есть такое, – кивнул Леонид. – Ума не приложу, что можно сделать. Полгода назад были кое-какие варианты, сейчас глухо…
– Почему же глухо? Ты здесь, руки здесь, голова тоже. Не хочешь продолжить работу над своей методикой?
– Помимо рук и головы нужно оборудование, дорогой мой Абрам Наумович, – горько засмеялся Леонид. – А это, даже при условии небывалой щедрости и расторопности родного министерства, сейчас невозможно.
– Нет ничего невозможного, Лёнечка, когда за дело берутся Фридманы. Не все гуманитарные связи разрушены, к тому же остались личные, – Абрам сухо улыбнулся и пригубил коньяк, с видимым удовольствием смакуя вкус. – Чудесный аромат. Твой талант должен приносить не только коньяк старому дуралею, – показал на себя, – но и пользу отечественной науке. Илья Львович поговорил с кем надо, я по старой дружбе закинул удочку главному… – показал пальцем наверх, имея в виду главного врача. – С тебя польза, с нас оборудование.
– Чудеса, честное слово, – усмехнулся Леонид.
– Просто бизнес, ничего личного. И радение о родной науке и благе населения, конечно же. Бутылочку дашь с собой? – хитро улыбнулся Абрам Наумович.
– Естественно.
– Тогда всего хорошего.
Вот так. Одину Леониду Борисовичу предстояло продолжить работу над своей методикой на базе родного НИИ. Он сдаётся с руками, головой и потрохами родному здравоохранению, взамен получает нужное оборудование…
С одной стороны – уехать в ближайшие годы не получится, даже если в стране всё улетит в задницу, условия работы станут откровенно невыносимые, всё равно придётся отрабатывать «долг», иначе случайно под раздачу могут попасть остальные Одины.
С другой – оборудование и продолжение работы нескольких лет жизни, и главное – призрачный, но всё-таки шанс для Миши.
Добрался домой на автомате, сердце отбивала победную барабанную дробь. Фридман сказал, что оборудование будет, значит, его уже погрузили и обходными путями, через несколько посредников, везут. Есть поговорка «мужик сказал, мужик сделал». Фридман же сначала делал, потом ставил в известность, зная, что от его предложений не отказываются.
Вышел из лифта на лестничную площадку, мельком глянул на часы – почти полночь. Дверь в квартиру Феи в это время распахнулась, на пороге появилась его личная волшебница. Естественно, при полном макияже, в белой шёлковой футболке, широких брюках и кухонном фартуке с рюшами.
В фартуке. С рюшами. Дивная картина. Волшебная.
– Я приготовила ужин, – подошла она вплотную к Леониду, держа в руках поднос с цветными керамическими горшочками. Сказочное видение, нереальное какое-то, его с работы встречает женщина с ужином… – Жаркое, – пояснила она. – Ещё салат есть и так, по мелочи.
– Ты ждала меня? – как дурак спросил Леонид, конечно, ждала, если встречает с жарким…
Господи, а пахнет-то как! С ума сойти! Он сегодня не ел толком, обед потратил на Мишу, потом срочная операция, к ночи больничный буфет закрыт. Дежурная медсестричка смилостивилась, дай бог ей жениха хорошего, угостила двумя бутербродами с сыром, тем и жив.
– Да, в окно видно, какие машины заезжают…
Глава 22. Один
Ужинали в квартире Феи, так показалось удобнее и уместнее. Леонид таял, как эскимо на солнце, шоколадная шапочка которого съезжала в сторону. Ел сочное мясо с овощами из красочного горшочка, салат, кексы с изюмом, только-только из духовки.
От чего больше сходил с ума, уже вряд ли разобрался бы, слишком широкий спектр эмоций, слишком острый.
Впервые для него готовила женщина. Не просто женщина – мать, сестра, жена, подруга, – а во всех смыслах его женщина.