Фея и Тот Самый Один
Шрифт:
Перевёл взгляд к лицу. Чувственный рот приоткрыт, срывалось рваное дыхание, ресницы трепетали, откидывая тень от ночника у изголовья. Нежный румянец, проступающий даже сквозь слой косметики, какое-то неясное сияние вокруг, не иначе волшебное.
– Фея, посмотри на меня, – попросил он.
Оставался один-единственный вопрос, который был важен для Леонида. Он не ждал любви в ответ, знал, что добьётся взаимности во что бы то ни стало, не надеялся, что Фея полюбила его так же вдруг, как он её, но одно оставалось неизменно важным.
С
– Ты со мной, потому что я могу прооперировать Мишу? – шепнул он.
– Потому что ты художник и любишь сырники, – тихо, после минутного молчания, ответила Фея. – И потому, что мне почти всегда страшно, а с тобой – никогда.
Признание не в любви, не в привязанности, но Леонид понимал, что во многом большем, неисчислимо более важном, чем вся страсть мира, вместе взятая. Для его Феи – так точно.
Он, наконец, сделал то, что хотел больше всего на свете, грезил этим, засовывал на дно души, погребая под спудом более срочных, важных дел. Одним движением снял с себя футболку, оставшись в одних брюках, накрыл своим телом Фею и прикоснулся губами к губам. В первую миллисекунду Фея вздрогнула, он обхватил ладонями лицо, шепнул:
– Т-ш-ш-ш, это я, – провёл кончиком языка по чуть подрагивающим губам.
Фея всхлипнула в ответ, открыла на мгновение глаза, посмотрела расфокусированным взглядом, закрыла снова и ответила на поцелуй, отправляя терпение Леонида в края, о существовании которых он не ведал до сего момента.
После стало всего мало.
Мало поцелуев, мало ласк, мало трения, мало времени, мало откровенности, мало желания, как мало воды и прохлады жаждущему в пустыне – сколько не дай, насытиться невозможно. Понимание, что через минуту, две, пять, десять, через сутки, неделю, месяц, год, жизнь вожделенное не пропадёт, будет рядом, не утешает. Жаждущий берёт, берёт и берёт, напрочь забывая про чувство меры.
Под утро удалось поспать, заставил себя усилием воли, понимая, что на работе необходима свежая голова. Ушёл к себе до того, как проснулся Миша. Фея попыталась встать, сделать завтрак, и была тут же отправлена обратно в постель.
Ничего прекрасней растрёпанной, чуть помятой со сна, с зацелованными губами личной волшебницы Леонид не видел никогда в жизни, была бы его воля, остался в этом мгновении навечно. Сдался в плен ласковым рукам, сладким губам, соблазнительному дыханию и аромату, кружащему вокруг.
– После обеда вас ждёт Лёка, – напомнил он перед выходом. – Пожалуйста, не думай о деньгах, – напомнил он, заметив слегка нахмуренные брови. – Теперь мы вместе, всё будет хорошо. Хорошо? – уточнил он с улыбкой, наблюдая, как разглаживается межбровная складка на любимом личике.
– Что тебе приготовить на ужин? – в свою очередь спросила Фея.
– Вчера была не одноразовая акция? – пошутил Леонид. –
– И всё-таки? – нетерпеливо переступила с ноги на ногу его личная волшебница.
– Ты, кажется, говорила, что купила специи, – он честно попытался вспомнить, какое там было сунели и чья соль, не удалось. – Свари харчо, если не трудно.
– На ужин? – фырнула Фея.
– Обещаю отработать все лишние калории, – подмигнул он, балдея от того, как Фея залилась стыдливым румянцем.
Несмотря на замужество, Фея оказалась очаровательно неопытной, он понял это почти сразу… что ж, сегодняшней ночью он открыл для сказочного существа новый, чувственный мир и собирался открывать дальше и дальше. Не останавливаться же на парочке оргазмов, которые, похоже, стали настоящим шоком для неё.
– Добавлю форель в соусе баже, будет ужин в грузинском стиле, – пропела довольно Фея.
И добавила. Вечером Леонида ждал сытный ужин, беседа с Мишей по поводу уроков, которые всё-таки стоит время от времени делать, подробный рассказ о первом знакомстве с лошадкой. Лёка права, лошадь круче!
И много-много-много любви ночью, которой всё равно оказалось мало.
*Юрий Левитанский «Диалог у новогодней елки».
Глава 23. Фея
Всё случилось именно так, как обещал Лёва. Мы действительно съездили к океану, втроём. Грелись на ласковом солнышке, объедались сочными фруктами, свежими морепродуктами, покупали милые сувениры на память.
Там же Лёва сделал мне, вернее нам с Мишей, предложение. Мне – стать женой, Мише – сыном. Я согласилась сразу, Миша взял паузу на размышления, всё-таки отец у него был, оставил не самые лучшие ассоциации, взрослого же друга, такого, как Лёва, не было никогда в жизни. Лёва понял его сомнения, принял их и ответил, что быть другом такого классного мальчика, как Михаил, почётно, он будет гордиться этим званием.
Свадьбу решили сыграть зимой, на новогодних каникулах, и сразу отправиться в путешествие, как раз у потенциального мужа намечался отпуск.
Сама не заметила как, но мы с Мишей стали членами клана Одиных, нас приняли как родных, словно мы всю жизнь были знакомы и вхожи в семью. Поначалу я мандражировала всякий раз, когда нужно было ехать на «общий сбор», ловила любопытные взгляды, смущалась, стеснялась, пыталась забиться в самый дальний угол, лишь бы никто не заметил, насколько на самом деле я не подходящая кандидатура для их сына, внука, брата…
Особенно боялась Марию Константиновну – бабушку, даже призналась однажды Лёве, на что он рассмеялся и заявил, что я не единственная в своём роде, он тоже бабулю побаивается, что там, дед её опасается, так что всё нормально.