Фейсконтроль на главную роль
Шрифт:
– Воронцова! – раздалось за спиной. – Постойте.
Я, уже успевшая дойти до машины, оглянулась. Ко мне торопилась Кира.
– Воронцова! – слегка запыхавшись, повторила женщина.
– Меня зовут Даша Васильева, – уныло представилась я. – Ольга Воронцова – моя невестка, у нас разные фамилии.
– Вам очень нужно это платье? – задала вопрос Кира.
– Да, но синего цвета!
Кира заморгала.
– Вы такая милая: Ладно, скажу. Дизайнера Карлино не существует. В Капотне есть мастерская, там этот «эксклюзив» и
– Говорите скорей адрес, – взмолилась я, – вдруг ателье закроется…
– Не волнуйтесь, – успокоила меня Кира, – швейный цех круглосуточно пашет, там вьетнамки сидят, они без сна и еды как тракторы работают.
В Капотню я добиралась чуть не три часа, безостановочно разговаривая по телефону. Сначала мне позвонила Арина, сообщила, что Нине не стало лучше, и спросила:
– И где эта Аксель?
– Пока не объявлялась, – ответила я, – подождем до вечера.
– Скорей бы продать летопись, – заплакала младшая Лаврентьева, – маме совсем плохо. Доктора все повторяют: каждые сутки, проведенные в коме, уменьшают шансы на реабилитацию.
Не успела Арина отсоединиться, как мобильный вновь ожил. И – о радость! Я услышала хрипловатый голос мадам Аксель.
– Даша, Грегори заинтересовался вашим предложением.
– Замечательно! – обрадовалась я.
– Могу прилететь через неделю.
– Лучше пораньше.
– Увы, я отправляюсь в Мексику, у Грегори там тоже есть интерес, – вежливо ответила секретарь.
– Разрешите вам кое-что объяснить.
– Да, слушаю.
Мне пришлось достаточно подробно изложить француженке цепь событий. Я рассказала про легенду, библиотеку Панкрата Варваркина, заклинание Скавронской, болезнь подруги. Вот только умолчала о появлении призрака с бутылочкой снадобья.
Да, да, Нину нужно срочно увозить в Америку. Арина права, к сожалению, российское здравоохранение пока не способно помочь всем больным. И дочь Лаврентьевой неспроста торопится, чем раньше начать лечение, тем лучше. Еще со времен Гиппократа известно: запускать недуг нельзя, необходимо принимать меры до того, как в организме произошли необратимые процессы. Грегори Давиньон серьезный коллекционер, он проведет тщательную экспертизу летописи, и никогда не приобретет подделку. Да никто и не собирается дурить мультимиллионера. Но, может, наличие красивой истории ускорит процесс покупки?
– И есть документальные свидетельства? – заинтересовалась Аксель.
– Дневник Панкрата Варваркина, каталог его библиотеки, склеп в холме, где похоронен генерал, останки жениха Фотины, – все в наличии, – заверила я, – а еще можно поговорить с жителями Киряевки. Конечно, свидетелей тех лет не осталось, но живы их потомки.
– Я вам перезвоню, – пообещала
Я повернула налево и пристроилась за трамваем. Здесь такой маневр разрешен, а мне нравится ехать за железным вагоном – я ощущаю себя в полнейшей безопасности.
Трамвайчик остановился, люди начали выходить, я притормозила, и тут опять ожил мобильный.
– Слушаю, – думая, что снова услышу мадам Аксель, сказала я по-французски.
Но на связи оказалась Ирка.
– Этта кто? – удивилась она.
– Я. Говори.
– А чего не по-русски отвечаете?
– Повторяю французский. Что случилось?
– Эта Леся вытряхнула из банок всю крупу! – начала возмущаться домработница. – Мол, червяки завелись. Взяла сито и ну шуровать! Ну не дура ли?
– М-м-м, – протянула я.
Может, Леся и беспардонна в своем желании навести порядок в нашем запущенном доме, но в отношении жучков она права. Иногда в банках заводится пищевая моль.
– Кастрюли перешуровала, подстилку Хуча распотрошила, – перечисляла каверзы Леси Ирка.
– Какую? – удивилась я, по-прежнему стоя за недвижимым трамваем.
– Зеленую, клетчатую, из гостиной. Она тама шесть годов лежит, никому не мешает. Так нет, заявилась чистюля, разодрала материю и заорала: «Поролон сгнил!»
– Правильно, – опрометчиво сказала я, – за столько лет наполнитель в труху превратился.
– Дарь Ивана, вы на чьей стороне? – пошла в атаку Ирка.
– На твоей, – заверила я.
– Ковер с лестницы стащила!
– Угу, – нейтрально отреагировала я.
– Под подоконники с тряпкой полезла.
– Ага.
– Карнизы занавесочные воском натерла.
– Эге.
– Витек ее бойлерную чистит.
– Да ну?
– Купил натирку для железа, трубы полирует!
– Офигеть. Они что, из дома не выходят?
– Трудятся, как хомячки. Стирают, моют, полощут.
– Как еноты, – поправила я.
– О нет! – взвыла Ирка. – Я их не вынесу! Только енотов мне не хватало. С какого, простите, бодуна, вы их, Дарь Иванна, купили?
Я посмотрела на трамвай, который до сих пор торчал у остановки, и решила напомнить Ире историю появления в Ложкине Витька и Леси.
– Чистоплотная парочка – родственники Зайки. К ней и обратись с претензиями.
– Я про енотов! – невпопад ответила домработница. – Сдайте их назад.
– Кого? – растерялась я.
– Енотов!
– Каких?
– Я не успела с ними познакомиться. Думаю, они противные. Пукают вонюче.
– Это скунсы.
– Еще и они? Не привозите их в дом! – испугалась Ирка. – И без них в Ложкине кавардак. Ну зачем вам еноты со скунсами? Скоро Дегтярев с Темой из Питера приедут!
– Полковник обрадуется, когда узнает, что он тебе дороже скунса, – вздохнула я. – Ира, ты меня не поняла. Ты сказала: «Стирают, моют, как хомячки». Но это неверно, грызуны боятся воды, плещутся в реках еноты-полоскуны.