Фиговый листочек от кутюр
Шрифт:
Мы с Карой вжались в стену, а Роза Константиновна, кажется, и впрямь потеряла сознание от испуга, потому что язык Галины Михайловны выглядел как оживший кошмар из фильмов ужасов: темно-фиолетовый, в каких-то ярко-красных точках. Он напоминал язык чау-чау, но, поверьте, был намного более жутким, чем у этой собаки.
– Боже, – прохрипела Кара, – как поступить? Что делать?
– Не знаю, – пролепетала я. – Собак в таком случае пристреливают, чтобы не допустить распространения инфекции.
– У нас нет ни винтовки, ни револьвера, – прошептала Карина.
Я
– С ума сошла, да? Предлагаешь пристрелить мою маму?
– Ни в коем случае, просто я сказала про собак…
– Зачем?
– Ну…
Тут в столовую влетел Макс и мигом вызвал «Скорую». До приезда врачей мы тряслись в холле, сбившись тесной кучкой. Горничная Зина, которой было велено убрать посуду, наотрез отказалась:
– Можете уволить меня, ни за что не войду туда, боюсь!
– Ладно, – отмахнулся Макс, – пусть останется бардак, наплевать.
Я была с ним абсолютно согласна и тихо радовалась, что куда-то подевались дети. Ни Тины, ни Кирюшки, ни Лизаветы не было видно, испарились и собаки.
– Вы не знаете, где ребята? – спросила я у присутствующих.
Неожиданно ответ прозвучал от Анжелики:
– Купаться поехали на озеро и собак взяли.
– На велосипедах?
Лика кивнула. Я испытала смешанные чувства. С одной стороны, до водохранилища почти два километра по шоссе. А я не разрешаю своим раскатывать среди потока машин. С другой стороны, хорошо, что их нет. Конечно, плохо, что они прихватили животных. Мулю и Аду небось посадили в корзиночки, укрепленные на руле, но Рамик, Рейчел и Чарли несутся своим ходом, уворачиваясь от летящих машин. Но все-таки здорово, что четвероногие тоже отсутствуют. Будем надеяться, что кошки не полезут в комнату через окно.
– Что стряслось? – спросил врач, усталым взглядом окидывая нас.
– Галина Михайловна взбесилась, – пояснил Макс, – мать Карины.
Доктор вздохнул:
– Хорошо, ведите меня к больной. Да что вы так волнуетесь! В пожилом возрасте многие женщины подвержены перепадам настроения, сейчас в нашем распоряжении большой диапазон препаратов, от элементарной валерьянки до…
– Она в прямом смысле заболела бешенством, – влезла я, – не в переносном, у нее водобоязнь.
– Да? – недоверчиво повернулся ко мне врач. – С чего вы решили?
Перебивая друг друга, мы рассказали об Эми.
Эскулап покачал головой:
– Жуткая история, никогда не слыхивал такую… Какие симптомы наблюдаются у больной?
– Пена изо рта, – сообщила Кара.
– Кровавая, – добавила я.
– Язычище синий! – взвизгнула Роза Константиновна.
– От воды отказалась, – дополнила картину Кара. – Я говорю ей: «Мама, глотни «Боржоми», а она как отпихнет стакан! Теперь сидит и тяжело дышит!
Доктор обвел нас взглядом.
– И давно с ней такое?
– Ну, минут сорок уже! – ответили мы хором.
– На бешенство это не похоже, ведите к больной!
Ситуация в столовой изменилась. Галина Михайловна нашла в себе силы
– Нуте-с, что у вас болит?
– Ничего, – тихо ответила Галина Михайловна.
– Так, хорошо, а до этого?
– Тоже ничего.
– Да? – вздернул брови терапевт. – А вот ваши домашние уверяют…
– У меня ничего не болело. Сели пить чай, я взяла конфетку из вазы, съела, и тут отчего-то изо рта полезла пена, красная, а язык защипало. И вкус у конфеты был непривычный…
Мы уставились на Галину Михайловну.
– Очень кислая, словно незрелый лимон ешь, – пояснила дама. – Я жутко перепугалась!
– Что же ты от воды отказалась? – пробормотала Кара.
– Я?
– Ну да.
– Почему отказалась? Выпила вон целую бутылку.
– Ладно, – вмешался доктор, – покажите обертку от конфеты.
– На столе лежит, где-то между посудой.
Я пошла искать фантик, доктор тем временем начал мерить Галине Михайловне давление. Все оставшиеся сгруппировались вокруг дивана. Яркая бумажка валялась около чашки с недопитым чаем. Я взяла ее и повертела перед глазами. На зеленом фоне красной краской было вытиснено изображение перекошенной рожи с высунутым, темно-фиолетовым языком. Художник вовсю постарался, изображая, какие «приятные» чувства испытает человек, рискнувший угоститься шоколадкой. Волосы на нарисованной голове торчали дыбом, глаза вывалились из орбит, с языка капала кроваво-красная пена. Над «картиной» золотом горели буквы «Oops». Я не владею иностранными языками, меня в детстве плотно усадили за арфу, и ни на что другое времени уже не осталось, но, даже не обладая никакими познаниями в лингвистике, мне стало понятно, что «Oops» – это что-то вроде «ух ты» или «вот это прикол».
Быстро сунув улику в карман, я аккуратно развернула один из трюфелей, лежащих в вазе, и принесла фантик доктору.
– Вот.
Врач помял в руках бумажку.
– По-моему, ничего особенного.
– Дайте сюда, – велел Макс. – И впрямь, нормальная обертка.
– Могу предположить только одно, – пробормотал доктор, – это аллергия. Ничего другого просто не лезет в голову. Эпилепсию отметаем сразу, да и выглядит припадок совсем не так… Давление как у космонавта, сердце работает великолепно.
– Да?! – взвизгнула Роза Константиновна, почуявшая момент, когда наконец можно выйти в полном блеске на сцену. – Ах, я так пережила это событие, так испугалась, так измучилась, вот у меня-то точно начался гипертонический криз! Воды, врача, папазол, срочно!
– Спокойно, спокойно, – сказал доктор, – я никуда не уезжаю, сейчас померяем давление.
Роза Константиновна рухнула на другой диван, рывком выхватив из-под головы Галины Михайловны подушку, и вытянула ноги. На софе, куда свалилась первая жена Глеба Лукича, лежало штук шесть думок, но вредной бабе потребовалась именно та, которую оккупировала мать Кары.