Фиговый листочек от кутюр
Шрифт:
– А в нем что, знаешь?
– Да, Глеб Лукич ничего не скрывал, составил бумагу и прочел всем. Раде доставалось больше всех, Ефиму и Тине чуть меньше, мне какие-то безделушки и драгоценности, всякая мура Розе Константиновне.
– А Ольге?
– Хватит того, что получила бы Тина, она же дочь, кстати, несовершеннолетняя.
– Макса дядя забыл?
– Нет, ему перепадала малая толика, а главное, Глеб Лукич оставил племяннику свою городскую квартиру, но с условием, прямо скажем, не слишком красивым.
– Каким?
Кара поморщилась:
– Неохота рассказывать, ерунда, но Макс мигом выполнил все, что от него требовалось, он нуждается в деньгах.
– Он сын брата
– Нет, сестры. Дядя всегда его опекал, взял на работу в свою фирму, платил хороший оклад, но Максик у нас бабник, ему вечно не хватает.
– Ну теперь у него есть невеста, перебесился!
Кара рассмеялась:
– Сто сорок восьмая любимая девушка. Если уж он от Светланы отказался…
– От кого?
Кара выбросила окурок.
– Ну ладно, правда, не хотелось мне рассказывать, но была у нас такая история. Максик свел знакомство с девицей, честно сказать, весьма привлекательной. Собой хороша, да еще умна – обычно Максу достается либо дура, либо красотка, а тут два в одном.
Светлана всем чрезвычайно понравилась, она стала часто бывать дома на правах невесты, почти жены. Отношения длились год, а потом Глеб Лукич вдруг обозлился на девушку. Чем была вызвана такая перемена, не знает никто. Он просто сказал Максу:
– Выбирай: или я, или Светлана.
Максим распсиховался, схватил чемодан и уехал. А надо сказать, что своего пристанища у него нет, имеется комната в квартире у родителей. Мать Макса страшно занудлива и без конца поучает почти сорокалетнего сына: «Мой руки перед едой», «Не спи с открытой форточкой», «Не ешь на ночь». Сестра Глеба Лукича учительница, всю жизнь проработала в школе, и профессия наложила на нее несмываемый отпечаток. На мир она смотрит просто: люди вокруг либо отличники, либо двоечники, третьего не дано. Поэтому догадываетесь, как Максу хорошо дома. Он давно мечтает о собственной жилплощади, но Глеб Лукич денег племяннику не предлагал, правда, всегда радушно оставлял у себя. Сначала в старом доме, а потом в Алябьеве. Макс обитал у дяди, изредка наведываясь к родичам. Но в тот раз он уехал, поругавшись со всеми. Глеб Лукич выждал какое-то время, а потом нанес удар из-за угла. Написал завещание, вызвал Максима и обнародовал при всех свою волю.
– Макса прямо перекосило, – сплетничала Карина, – когда он узнал, в чем дело.
Да и было от чего скривиться. Дядя, как всегда, оказался щедр. Он оставлял племяннику небольшую сумму, а в придачу отдавал отличную трехкомнатную квартиру, с мебелью, посудой, занавесками и коврами. Было одно «но». Все это Макс мог получить, если мгновенно порвет со Светой.
– Даю тебе на обдумывание неделю, – каменным тоном заявил Глеб Лукич, – решай. Если через семь дней не вернешься один, перепишу документ. Извини, упоминания о тебе там не будет, кстати, вряд ли позову и жить в своем доме.
Кара усмехнулась:
– Глеб Лукич был очень умный, да дурак столько и не заработает. Он хорошо знал Максима. Тот вернулся на следующий день, естественно, без Светы, кстати…
Она замолчала.
– Что? – с любопытством воскликнула я.
Кара аккуратно поправила прическу.
– Знаешь, мне кажется, он ее сильно любил. Спустя полгода после этой истории ко мне приехала подруга в гости, тоже Светлана по имени. Я увидела, как она входит в гостиную, и воскликнула: «А вот и Света!» Макс мигом обернулся, у него было такое лицо! Испуганное, растерянное, жалкое, но одновременно и радостное! Такая надежда плескалась в глазах, и видела бы ты, какое там поселилось разочарование, когда он понял, что это другая Света… Вот так! Любить любил, а на денежки променял. Наш Максик очень жадный.
Несколько минут мы молчали, потом я спросила:
– А Анжелика? Ей что доставалось?
– Мы тогда ее не знали.
– Как это? – изумилась я. – Она же внучка Глеба Лукича, или я путаю?
Кара засмеялась:
– Верно, только девица появилась в доме всего год назад, до этого никто и не подозревал о ее существовании.
– Но как же? – забормотала я. – Если есть внучка, значит, был еще один сын, кроме Ефима.
– Дочь, – поправила Карина. – Тут такая история. Глеб Лукич и Роза Константиновна поженились очень молодыми, двадцатилетними. Года за три до свадьбы его, тогда первокурсника торгового института, отправили на практику в Ригу. Там он и нашел Кристину, девчонку из местных, не латышку, русскую. Сама понимаешь, дело молодое, в общем, все лето они провели вместе, а потом Глеб Лукич вернулся в Москву и думать забыл о той истории: мало ли приключений случается у семнадцатилетних парней. Да к тому же мимолетная любовь не звонила, на его письма не отвечала, никак себя не проявляла.
Представь теперь степень изумления Глеба, когда в прошлом году, в середине июня, на пороге появилась незнакомая девочка и заявила: «Я ваша внучка». Глеб Лукич сначала, наверное, впервые в жизни, онемел от удивления, а потом, расспросив нежданную гостью, узнал невероятную правду. Оказывается, тем веселым летом его юная любовница забеременела и потом родила дочь. Попыток отыскать отца ребенка она не делала, себя одну считая ответственной за то, что случилось. Новорожденную назвали Эстер, и она тихо росла в Риге, не задавая вопросов об отсутствующем папе. Очевидно, всяческие рассуждения о «венчике безбрачия», о котором часто толкуют современные колдуны и ведьмы, все-таки имеют под собой какую-то основу, потому что у Эстер личная жизнь так и не сложилась. Она, как и ее мать Кристина, родила вне брака ребенка, девочку, названную Анжеликой. Правда, произошло это достаточно поздно, в 1982 году. После рождения дочери Эстер долго болела, а потом умерла от какой-то неизвестной заразы. Анжелику воспитала бабушка Кристина, и она никогда не упоминала ни о каких семейных секретах. Анжелика, любознательная, живая девочка, пару раз пыталась разобраться, где ее отец, но бабушка всякий раз старательно уходила от ответа, а про дедушку девочка никогда не спрашивала. Дед – это плюсквамперфект, давным-давно прошедшее время.
Между тем жизнь стремительно менялась, Латвия стала суверенной, потом латышей опьянил дух демократии, и они, решив отомстить коммунистам за годы оккупации, принялись методично выживать из республики тех, у кого в графе «Национальность» стояло: «Русский». Никакие доводы рассудка и замечания типа: «Ну мы же тут родились» – не действовали. Анжелика была русской, школу она закончила только с одной четверкой, по латышскому языку, но серебряной медали ей не досталось. Директор что-то объяснял про количество четверок в десятом классе – в Латвии была введена одиннадцатилетка, – о новых правилах… Но Анжелике было ясно: противный Ян Карлович просто не хочет, чтобы ученица с фамилией Петрова стала медалисткой. Можно было пойти в министерство образования, поднять скандал, но бабушка Кристина рассудила иначе.
– Вот что, внученька, – сказала она, держа в руках аттестат Анжелики о среднем образовании, – смотри, что покажу.
Дама взяла из шкафа газету «Вечерняя Москва» годичной давности и протянула девочке:
– Читай тут.
– В столице открылось пятидесятое по счету кафе «Быстро и вкусно», – озвучила текст Анжелика и удивилась: – Ну и что? Как к тебе эта газета попала?
Кристина улыбнулась:
– Помнишь, наша соседка Рита ездила в Москву и привезла мне в качестве сувенира гжельскую вазу?