Фиктивная жена
Шрифт:
— Нет, мам, мы не голодны.
— Опять наелись сладкого? — строго спрашивает. Платон кивает, неохотно улыбаясь, а у меня в груди все сжимается. То есть эта женщина живет в прошлом времени и всех воспринимает как маленьких детей? — А Мироша где? Опять гуляет с теми хулиганами?
— Я не знаю, мам.
— Ну ладно, идите поиграйте тогда. Угости девочку фруктами.
— Хорошо, мам, — кивает Платон, подхватывает мою сумку и ведет в дом. А я все оглядываюсь на женщину, и становится не по себе. Она улыбается и что-то говорит в воздух.
— Ты не бойся, она
— А что будет, если ей сказать, что вы уже не дети и…
— Даже не думай! — резко обрывает меня парень. — Арон уже сорвался недавно, пытался ее просветить. Итог: несколько месяцев в клинике.
— Когда это с ней случилось?
— После смерти отца… она сначала ушла в себя, а потом однажды проснулась утром и решила, что живет в прошлом, где мы дети, Мирон подросток, а отец жив. Любое отрицание вызывает в ней страшные приступы истерики.
— Мне так жаль, — искренне произношу я, когда мы проходим в дом.
— Всем нам жаль, но… — Платон не договаривает, потому что к нам выходит женщина лет пятидесяти.
— Знакомься, Мила, это Людмила Владимировна. Можно просто тетя Люда. Можно же? — хитро спрашивает женщину в простом платье и фартуке в ромашку.
— Конечно, можно, — улыбается она, рассматривая меня. — Иди показывай девочке комнату, там все приготовили, Мирон Яковлевич распорядился. Как разместитесь, спускайтесь в столовую. Накормлю вас. Хоть будет кого кормить, а то все такие занятые, — деловито цокает женщина, но по-доброму. Она похожа на мою бабушку. — Я пойду, с Марией немного посижу, — кивает в сторону сада, где сидит мама братьев.
Женщина выходит во двор, а мы поднимаемся наверх. Платон показывает двери в комнаты Мирона, Арона и в свою – как раз напротив моей, в конце коридора. Моя комната оказывается огромной. Большая кровать с высокой мягкой спинкой, множество подушек, пушистый ковер, светлые тона, воздушные шторы. Пара больших кресел, встроенный шкаф; туалетный столик, по бокам которого два зеркала размером почти во всю стену, а посередине третье – небольшое, круглое, с подсветкой. Высокий потолок с множеством софитов и собственный балкон. Красиво, лаконично и даже уютно.
— Нравится? — усмехается Платон – видимо, я раскрыла рот.
— Да, очень, — киваю, а Платон подходит вплотную и обхватывает меня за талию, притягивая к себе. — Ты такая… такая… Невозможно тебя не касаться, — шепчет он мне и тянется к губам. Закрываю глаза, пытаясь расслабиться и принять его поцелуй.
Есть еще одна причина выстроенной мной границы между нами. Я ничего не испытываю, когда он меня целует. Нет, мне не противно, но и нет никаких эмоций. Теплые губы, приятный запах – и все… А в голове – что угодно, кроме Платона и самого поцелуя.
— Ладно, малышка, — шепчет мне в губы, немного сильнее сжимая руки на талии, — располагайся и спускайся в столовую. Пообедаем.
Киваю. Трудно строить отношения, когда совсем не до личной жизни.
День прошел спокойно. В доме тишина. Мамы Платона я больше не видела. Домработница сказала, что она отдыхает,
Мне показывали дом, рассказывали, как все устроено и то, что я имею право распоряжаться прислугой. Это, конечно, приятно, что я на что-то имею права. Но «распоряжаться прислугой» – это слишком. Я как-нибудь сама.
Платона слишком много. Он не отходит от меня. Но в большом незнакомом доме это даже к лучшему. С Платоном не страшно, даже весело, и кажется, что все будет легче, чем я сама себе нагнетаю.
Кажется…
Пока не появляется Мирон.
И иллюзия лёгкости растворяется, заполняя пространство гостиной тягучим восточным ароматом. Мирон выключает телевизор, не спрашивая нашего разрешения, хотя мы смотрели сериал. Снимает пиджак и садится в кресло. Усталый, осматривает нас лениво, склоняя голову набок.
— И тебе добрый вечер, — недовольно произносит Платон, подтягивая меня за талию к себе, словно пытается отгородить от брата. — Мы вообще-то смотрели телевизор.
— Позже досмотрите, — спокойно и устало произносит мужчина. — Свадьба послезавтра, поговорить нужно.
У меня голые ноги, я в джинсовых шортах и в широкой футболке. Почти чувствую, как взгляд Мирона скользит по моей ноге. Он глубоко втягивает воздух и закрывает глаза, а когда открывает, смотрит уже мне в лицо. И неизвестно, что хуже, ведь его глаза топят меня в своем омуте. И это неприятно, мурашки по коже, и хочется немедленно сбежать в свою комнату. А самое странное, что, несмотря на близость Платона, я не чувствую защиты. Давление и величие Мирона гораздо сильнее. Он кажется недосягаемым и всемогущим по сравнению с Платоном. Из тех, кого следует уважать и бояться.
Мирон вынимает из кармана черную бархатную коробочку, открывает ее, демонстрируя нам пару обручальных колец. Женское – изящное, с россыпью сверкающих камушков. А мужское – строгое, из черного и белого золота.
— Примерь свое, — небрежно говорит он, ставя коробочку на журнальный столик. — С размером могли и не угадать.
Отрываюсь от Платона. Сажусь ровно. С минуту просто рассматриваю кольца. Красивые. Есть в обручальных кольцах что-то интимное. Но я решительно вынимаю кольцо и надеваю его на безымянный палец. Подходит. Идеально по размеру. Рассматриваю. Потом понимаю, что увлеклась, и быстро снимаю, возвращая кольцо в коробочку.
— Завтра приедет стилист. Примерка платья и всего прочего, — сообщает мне Мирон. — Что ещё? — задумывается, трет лицо. — У нас выездная регистрация на берегу озера. Там же и разместят шатры. Будет немного публики, но все будут тебя разглядывать. Некоторые – для того, чтобы увидеть, на ком же все-таки женился холостяк Вертинский. Некоторые – с завистью, но мне на них плевать, не обращай внимания. Наоборот, по возможности неси себя гордо. Не теряйся при общении. Помни, я рядом, и бояться тебе нечего. Можешь даже огрызаться и показывать, кто здесь королева. Увереннее, Милана. Но главное не бойся меня и принимай все, что я делаю как должное.