Филарет – Патриарх Московский 2
Шрифт:
— Продать, то можно, — царь помял рано седеющую бороду. — Но потом будет сложно эти земли отвоевать. Получается, мы от них отказываемся.
— Э-э-э… Царь Пётр Алексеевич начнёт войну по надуманному предлогу, а земли потом выкупит аж за триста пятьдесят берковцев серебра2.
— Сколько? Триста пятьдесят берковцев?! Матерь Божья! Столько сейчас никто не даст.
— Нам бы хоть шерсти клок. Зато шведы сцепятся с Польшей и с Данией. Откроют порт в Ревеле и станут поставлять товары посуху даже если Нарову закроют.
— Дерпт жалко.
— Не отдавай если сможешь. Главное Шведов отодвинуть от Наровы.
— А не пойдут Шведы на Псков, Смоленск? На ту же Нарову?
— Запросто! Но тебе ведь есть, чем их встретить. Отведи войска на заранее подготовленные позиции и обороняйся. Сил у тебя сейчас очень много. А если Шведы не на тебя нападут, а на Польшу, начни отбирать у Сигизмунда-Августа с юга. Чернигов укрепи.
— Да, понял я, что всё укрепить надо, — уже устав от нотаций, произнёс Иван Васильевич.
— И главное — поставь туры для больших пушек. Это не дело отстреливаться со стен только с гаковниц3. Всё, хватит, наверное. Уморил я тебя! А! Нет! Ещё! Извини, государь. Не могу не сказать. Больно ты с королями Швеции и Дании спесив. Обижаешь их словесно, угрожаешь… Зачем в письмах поносить и насмехаться над их худым происхождением королей?
— Когда это я поносил и кого? — удивился царь, но покраснел.
— Так, Густава Васу, например. Папу нынешнего короля Эрика. Как там? — Фёдор закатил глаза к потолку, якобы вспоминая: Э-э-э… «Ты, мужичий род, а не государский. Когда же новгородские наместники великого государя — царя русского пошлют своего посла к королю Густаву, то Густав, король шведский и готский должен будет перед этим послом целовать крест. Тому быти невозможно, что тебе мимо наместников с нами ссылатися».
Иван Васильевич залился краской.
— А что не так? Мужицкого он рода. Скотиной торговал, а туда же — коро-о-оль.
— Понимаешь, государь, глумление — это гордыня, а гордыня — грех, а грех повторённый умышленно и многократно — прямой путь в гиену огненную. Да и мы ведь говорим не о твоей выгоде, а о выгоде государства. А какая выгода государству от того, что ты оскорбляешь властителей других стран и обзываешь их «жёлтыми земляными червями».
— Не обзывал я их червями, — насупился Иван Васильевич. — Но и им нечего передо мной нос задирать.
Фёдор растёр отошедшее от мороза и покрасневшее в тепле лицо.
— Кто послом в Швецию ездит? — спросил Попаданец.
— Какой посол? От меня? — удивился царь. — Никто. От Новгородского наместника бояре ездят. От шведского короля посольства мы в Москве не принимаем. Невмочно…
Царь снова покраснел.
— Надо идти с ними на сближение, великий государь. Шведов сейчас никто не любит, даже поляки, хотя у них король тоже выборный. Даны, — так как Швеция отделилась от неё, ты — не считаешь их за ровню. Даже родной брат Юхан свою политику продвигает, стараясь перехватить торговлю с тобой, государь. Они все хотят торговать с тобой и за это дерутся друг с другом.
— Так пусть все и торгуют. У нас товара на всех хватит, — разулыбался Иван Васильевич.
— Жадные они. Нужно устроить каждому по торговому порту. Ревель для шведов, Нарова для ганзы и Выборг для финов. Полоцк возьмём, будет выход к морю по реке Двине к Риге для поляков. Архангельск есть, как альтернативный путь для англичан и голландцев… Достаточно ведь для торговли.
— Не знаю, как можно с мужиком за одним столом сидеть? — задумчиво произнёс царь.
— Ты о короле шведском? А что тут такого? Между прочим, отец Густава Васы Эрик Йоханссон — шведский дворянин из знатного рода. А дед его Кнуд Тордссон Бунде, был двоюродным братом отца шведского короля Карла VIII Кнутссона Бунде, между прочим. В отличие от меня, — Попаданец вздохнул, — царей в родстве не имеющего, а царём ставшим, ибо все родовитые продадутся кто полякам, кто англичанам, кто османам, а кто татарам. Вот и думай, кто для государства лучше: родовитый предатель, или безродный патриот.
Иван Васильевич нахмурился.
— Не знаю я какой ты патриот… Кстати, что это означает? От Греческого «патриос»? Отеческий?
Попаданец грустно кивнул.
— Патриот… Хорошее слово. Так вот, вижу, что за отечество ты болеешь, больше, чем за свой живот. Мог ведь и сбежать. Нашли бы конечно, но не сразу.
Фёдор вынул из-за пазухи седой парик с бородой на верёвке, ловко надел на голову, расправил на лице и превратился в согнутого жизнью старичка. Он проковылял, прихрамывая на одну ногу и вроде как опираясь на невидимую палку.
Царь «ахнул», удивившись, рассмеялся, скривился от боли, захлопал в ладоши.
— Ах, шельмец! Ах, шельмец! Я ведь знал! Не зря ты про шпигунов английских говорил, в горбунов наряжающихся. И сам так можешь! Ах, шельмец!
— Говорил же, «хотел бы уйти — ушёл», да в твои руки отдался, ибо твоя жизнь и жизнь твоих детей мне дороже своей.
Иван Васильевич нахмурился, задумался. Потом сказал:
— Думать буду над твоими словами. А ты иди пиши свои предложения. Что это? — спросил царь, увидев, что Фёдор что-то достаёт из сумки.
— Это — спиритус простой. Ты его в любой взвар добавляй по чуть-чуть. А это спиритус чесночный4. Его тоже пить надо, но три раза в день. Можно тоже взваром разбавлять.
— Чеснок я люблю. Мы к чесноку привыкшие.
Чеснок, действительно, был той «специей», которую клали в любое блюдо, даже в пироги с мясом и рыбой. Иностранцы терпеть не могли русские пиры, ибо чесночно-луковый и черемшанный смрад на пиру стоял жуткий. Знали предки толк в еде, полезной для здоровья. Причём в черемше был антибиотик5, отличный от чесночного. А в луке, если его превратить в кашицу, тоже имелся антибиотик, такой же, как и в чесноке. Вообще-то, природных антибиотиков произрастало много и предки, к удивлению Попаданца, их активно использовали. Хорошо знал про них и Попаданец.
— Если я тебя оставлю, ты не нажрёшься мяса с грибами и квасом?
— А ты куда и зачем? — насторожился государь.
— Я же говорил тебе, служба у меня работает. Нельзя её оставлять на самотёк хотя бы в начале. Надо отчёты выслушать, записки принять, вычитать.
— Пусть сюда приходят. Вместе послушаем.
— Рано им ещё перед царём стоять. Они ещё только учатся сыскной науке. Но ежели, что интересное принесут, ты сразу узнаешь. Я же говорил. Все записки нумеруются, учитываются и сшиваются в книги. Ничего не потеряется. Захочешь — посмотришь. Всё как в бухгалтерии.