Филарет – Патриарх Московский 2
Шрифт:
— Ты подсказал? — спросил Василий.
Фёдор не ответил, лишь пожав плечами. Василий понимающе хмыкнул.
— Вот, то — дело, — довольно потёр руки Данила.
— А в Москве, что будет?
— Наместником пока князя Старицкого поставит в своё отсутствие. А потом, к семьдесят первому году[1] все приказы в Александров переедут.
— И в Слободе твоя служба продолжит смотреть за приказами?
— Продолжит, — вздохнул Фёдор.
— Так может, возьмёшь кого из наших к себе?
Фёдор обвёл всех сидящих за столом
— Вот это письмо заготовили мои писари за один вчерашний вечер. Это письмо царя Ивана Васильевича английской королеве Елизавете. Кто его прочитает быстро?
Первым письмо развернул Данила Романович и довольно сносно, но водя пальцем по тексту, начал читать.
— Ну ты-то не пойдёшь ко мне в дьяки, Данила Романович, — улыбнулся Фёдор. — Или я чего-то не знаю?
Дядька крякнул и, покраснев, передал письмо сынам. Фёдор Данилович — муж лет тридцати, кряхтя и «экая», за минуту осилил три предложения и тоже покраснел, как маков цвет. Иван Данилович, глядя на брата, даже не стал браться, передвинув свиток дальше по столу. Лучше всех читали Яковлевичи, но всё одно, эти «аз, буки, веди», мешали им принимать текст слогами. Особенно не очень знакомые слова. Словарный запас письменных слов у современных грамотеев насчитывал от силы слов пятьсот. И писали грамотеи, используя знакомые слова и жутким образом коверкая слова ранее не читанные. А заставь написать сочинение на вольную тему — не напишут. Ибо не было у «современных» учителей книг типа букваря и текстов, типа: «мама мыла раму».
Произношение слова и его написание заучивали целиком, без запоминания буквиц и складывания из них складов и слогов. Наш попаданец в тело Фёдора, «играя» сызмальства с молитвословом выучил его наизусть, разбил на слоги и буквы и, имея опыт изучения русской грамоты, научился читать слогами и, самое главное, складывать из них новые слова. Чему поначалу сильно удивлялся Иван Васильевич, считая навык быстрого чтения и составление новых слов «чародейством». Однако, когда сам освоил азбуку, слоги и поняв смысл частей слова, от обвинений Фёдора в оном отказался, назвав сие действо «чаромудрием». Он даже написал это им самим придуманное слово самостоятельно.
Проведя экспресс тест на грамотность, Фёдор так развёл руками и пошевелил при этом пальцами, что все поняли, что никто из «святого семейства» не то, что в дьяки, но и в писари в новую службу не годится.
— А как же раньше? Ведь читали и писали, — удивлённо пробубнил Фёдор Данилович.
— Письмо написано новым стилем. Тут слова по-новому написаны. Ведь что за письмо было? В обиходе говорим нормально, а пишем хрень какую-то! Ну, что это такое: знаша, речаша, побивавахом, ущедрити, ублажати, каяждо? Кто так говорит?
— По старине пишем, — пробасил Данила Романович.
— Вот то-то и оно, что по старине пишем, а живём-то по-новому. Сколько вещей новых появилось и наших, и иноземных. Вот Иван Васильевич и задумал изменить письмо со старого на новое.
— Митрополит и епископы зело браниться станут.
— И пусть бранятся, — махнул рукой Фёдор.
— Гляди, ополчаться на тебя церковники, — покачал головой Данила Романович, не очень довольный, что вторая часть «марлезонского балета» не задалась. — Так я не понял, что с думой царь станет делать и приказами? Может как раз время кого-то из наших ввести дьяками или подьячими. Что-том оно станет, Бог весть, а пока мы к хлебному месту примеримся.
Данила хитро улыбнулся и прищурился, словно уже держал сладкий и вожделенный кусок. Фёдор хмыкнул.
— Не понял ты потому, что не слушаешь, что говорю. Царь не сейчас станет отбирать людей для будущего малого дворца царевича Ивана Ивановича, а позже. А пока присмотрится к тем, кто как служит. По секрету скажу, что Басманову поручено провести следствие по разбойному приказу. Всех мздоимцев приказано сводить в пытошную и проводить дознание.
— Как же так?! — вскричал Данила возмущённо. — Как не брать?! За что служить тогда?! За копейку?! Не твой ли совет?
Фёдор отмахнулся.
— Какой там! Наоборот убеждал, что все вообще перестанут служить. Только сиднем сидеть станут. А он сказал: «Вот и посмотрим на них» и так улыбнулся, что у меня мороз по коже пробежал. Хочешь туда сынов своих отдать? В горнило?
Данила Романович почесал бороду и как-то все «Кошкины» дружно зачесались.
— Подождать надо, — сказал Фёдор. — А пока подучиться грамоте. Государь сам освоил и письмо, и чтение по-новому, и скоро требовать начнёт того же от слуг своих. Говорил, что сам «экзамены» принимать станет.
— Экзамены? Что сие значит?
— Проверять сам станет, как ты читаешь и считаешь, как другие его слуги. Никого не станет на службу брать, ежели экзамен не сдаст.
— О, Господи! — проговорил Данила и осенил себя крестом.
Перекрестились и остальные родичи.
— Где же он найдёт себе служивых, что такое письмо знают? — удивлённо вопросил старший Яковлев.
Фёдор усмехнулся.
— В стрелецкой слободе, что отведена моему полку, прямо на улице поставили столы со скамьями и писчие доски. Там и учат.
— Кого? — удивился Василий Михайлович.
— Всех, кто захочет. Из них и станет Иван Васильевич набирать на службу.
— Иди ты! — выпучив глаза, выдохнул старший Кошкин.
— И ты иди, — засмеялся Фёдор. — Иди учиться.
— Куда? В стрелецкую слободу?! Видел я кто там у тебя собирается! Отребье одно! Мужики и безродные, ставшие холопами. Не вместно нам с ними за одним столом сидеть.
— Что же, для вас отдельные грамотные избы ставить? — удивился Фёдор.
— Не надо ставить! Сами поставим! Ты только поучи, Федю… Фёдор Никитич! — едва ли не взмолился Данила Романович.