Филарет – Патриарх Московский 2

Шелест Михаил Васильевич

Ченслер чувствовал себя превосходно. Он выспался, отпился капустным рассолом, похмелился стопкой виски, закусил вчерашним, но горячим борщом и сейчас с удовольствием залёг бы в постель снова. Однако всякий джентльмен считал исполнение служебного долга приоритетом, а потому Ченслер мужественно забрался в повозку и теперь осоловело смотрел на мелькавшие мимо него серые тени, скрипящие выпавшим за ночь и подмороженным снегом.

Глядя на дремлющего Ченслера, Попаданец решил начать демонстрацию обеспечения своих разведывательных возможностей с самой удалённой точки, расположенной в кузнецкой слободе, которая находилась на слабо

заселённой окраине Москвы на высоком левом берегу реки Неглинки — Неглинном верхе — и простиралась до небольшого безымянного ручья, впадавшего в реку примерно в километре от моста. Местность именовалась Кучковым селом и Кучковым полем. Ниже по склону берега, ближе к реке, жили кузнецы и извозчики. Через Неглинку был перекинут деревянный мост, который стал именоваться Кузнецким, а Неглинный верх получил второе название — Кузнецкая гора.

В Кузнецком ряду под горой на берегу реки Фёдор за большие деньги выкупил каменную кузню с большим участком земли, мастерской, дробилкой и механическим меховым поддувом, работавшими от гидравлического привода, где наладил изготовление металлических деталей для ламп и строил плавильные печи для стекла и металла. Попаданец не прогресорствовал, а банально зарабатывал деньги и строил только то, что ему требовалось самому. Например, воскопечатные мастерские, на которых штамповались сотовые рамки для ульев и столярные мастерские для изготовления самих ульев.

Все новшества Фёдор приписывал к государевой справе, клеймил двуглавым орлом и защищал царским указом о запрете самовольного изготовления, продаже изделия без клейма. Себе он брал всего одну часть с продаж, либо изделиями, либо деньгами.

Мастерские Ченслера не удивили, зато лавка, в которой можно было провести контрольную встречу, передать сообщение и сговориться о явках, паролях. Мастерские и лавка имели статус казённых, а потому — доступных для посещения иностранцев.

Потом Фёдор планировал проехать по Москве и показать пошивочные и сапожные мастерские «конторы», тоже имеющие статус казённых. Закончить демонстрацию решили — Ченслер на предложение Фёдоро лишь кивнул — в его, Фёдора, немецкой усадьбе в Замоскворечье, где Ченслер и Дженкинсон хотели что-то «трезво обсудить» за штофом виски.

Кстати, швейные мастерские резидента удивили больше всего, ибо он увидел, что мастерицы кроят по лекалу и шьют одежду по стандарту.

На вопрос: «Почему шьют без примерки?», он услышал ответ швеи: «Так не на ком примерять!» и «офонарел». Попаданец хмыкнул и пояснил:

— Мы разработали размерные стандарты для одежды с «гладкими» рукавами и портками — так меньше уходит ткани — в зависимости от роста и полноты и шьём сразу.

— Это невозможно! — сказал Ченслер. — Сшить нормальный костюм без примерки невозможно.

— Если фигура стандартная, как, например у вас, то вполне себе возможно. Хотите мы вам подберём?

Ченслер, похоже, обиделся на стандартную фигуру, потому что скривился, но, любопытство и профессиональный долг пересилило, и он одобрительно кивнул.

— Марта, измерьте клиента и подберите ему одежду. Что-нибудь купеческое. И сапоги.

Одна из английских «девиц» измерила Ченслера гибким «метром», который тоже «придумал» Попаданец и который был именно метром, равным ста сантиметрам, или тысячи миллиметрам. Длину сантиметра Попаданец высчитал элементарно! Просто он точно знал, какой длинны у него «цунь». Его «цунь» —

длинна среднего сустава указательного пальца левой руки — равнялся ровно трём с половиной сантиметрам. Знать «цунь» — обязанность любого специалиста-иглотерапевта, вот Трубецкой и знал. У Михаила были длинные пальцы. Средний «цунь» обычно составлял два с половиной — три сантиметра.

Марта, измерив «клиента», метнулась на склад и вскоре вынесла комплект из рубахи, куртки и ровных, безо всяких пузырей, брюк. Девушка потянула британца ща ширму.

— Сейчас мы вас разденем и оденем, сэр, — сказала она, улыбаясь.

Минут через двадцать из-за ширмы вышел богатый купец в плюшевой куртке с меховой опушкой и сквозными петлями для медных пуговиц с ушком, ровных брюках, застёгивающихся с боков и рубашкой, заправленной в брюки. Брюки держал кожаный ремень с медной литой пряжкой в виде головы льва, с потайным зубчатым замком — ещё одним «ноу-хау» Попаданца.

— Я в шоке! — произнёс Ченслер. — Этот поясной ремень! Он замыкается мгновенно. И он держит штаны так низко. Мои дублоны крепятся изнутри к куртке. Очень неудобно… Мы одевались быстрее, чем раздевались… И штаны… В них можно сесть! Это феерично! Рукава без морщин и складок! Вы волшебник, Фёдор!

Попаданец понимал восхищение и удивление Ченслера. В России этого времени крой любого платья: хоть портов, хоть рубах, хоть верхней одежды делали по прямолинейным шаблонам. Когда разум Фёдора доминировал, попаданец не обращал внимание на то, кто в чём ходит и во что приходится одеваться ему. Потом он «прозрел» и первое, что попытался сделать, это ушить свою одежду по фигуре. Царице Анастасии понравилось, как он стал выглядеть и она называла Федюню «ангелочком во плоти». Может быть, именно с того момента у Ивана Васильевича зародилась похожая мысль, но с другим, мистическим, смыслом.

Трубецкой мало того, что изучал, как реконструктор, древние технологии изготовления, оружия, снаряжения и одежды, но в молодости прошёл курсы кройки и шитья. В советское время, шить самому себе одежду не считалось зазорным. А если хорошо получалось, то можно было обшивать друзей и знакомых, за весьма неплохие деньги. Многие так и подрабатывали. Как и Трубецкой, впрочем. Стипендии студента-медика и зарплаты хирурга не хватало на нормальное житьё-бытьё. Вот он и шил джинсовые рубашки и джинсовые костюмы.

Одежду, которую ему сшили мастерицы Анастасии Романовны, он раскроил сам, показав, где и каким швом сшивать. Получилось настолько элегантно, что по приезду в Москву на церемонии похорон, женщины, допущенные к церемонии, смотрели, в основном, на него.

Сейчас, за эти месяцы, Фёдор уже примелькался в Москве, ибо, как Фигаро, мотался из конца в конец по своим и государевым делам. Но по городу уже пошла молва, что Фёдор Никитич — самый видный жених на Москве.

— Сошьёте мне дорогое платье? — спросил Ченслер.

— У нас дорогое платье будет стоить очень дорого! — улыбнулся Фёдор.

— Не дороже денег, — отмахнулся британец. — Когда я вернусь в Британию, я произведу там фурор.

— А когда вы собираетесь ехать в Британию?

— Наверное не скоро, — вздохнул Ченслер. — Здесь начинают развиваться интересные события, не так ли?

Ченслер таинственно улыбнулся и прищурился.

— Да, — подтвердил Фёдор. — Скоро сменится правительство.

— Что вы называете у вас правительством? — усмехнулся Ченслер.