Филарет – Патриарх Московский 2
Шрифт:
— Да мы для того их в Астрахани и держим. Читаешь же, что Исмаил недоволен тем, что Юсуфичей2 не выдаём ему и что они, де, коней его угоняют.
— Вот и правильно. Меньше корми Исмаила. Тут ещё, надо понимать, что те ногаи, которые убежали на восток и на юг, если здесь всё успокоится, вернутся сюда. И куда, думаешь, они пойдут за добычей и полонянами? Правильно! За Волгу! В Русь!
— Всё правильно говоришь, — покивал головой государь. — Но не рано ли нам от ногаев отказываться? Крымчаков кто держать станет? Ведь они и сейчас малыми юртами кочуют по Донским степям аж до реки Вороны.
— Поручи
— Они тогда, когда от султана с Хортицы бежали все пушки там оставили.
— Не давай им осадные пушки. Наделай ручных мортирок, чтобы они могли их с собой возить, как пищали.
— Что за ручные мортирки? — удивился царь-государь.
— Приставь пушку, только такую маленькую, что можно одному человеку долго нести.
— Как пищали?
— Да, только ствол короткий, не больше шести калибров. Под гранаты можно, а можно под картечь. Причём, гранаты можно и не шаровые делать, а…
Фёдор встал с со своего «креслица» и подойдя к учебной доске, содранной из тонких, плотно пригнанных друг к другу, сделанных из морёного дуба досок и начертил мелом мортирку, размером примерно один к одному.
У мортирки не было приклада, а была гнутая дугой палка с острым наконечником.
— Этим острым концом втыкаем в землю, — показал и сказал Фёдор. — Сюда насыпаем порох, пыж, метательный заряд и пыж. Как в пушке. Поджигаем и она стреляет. Это для пеших порядков. Остриём можно колоть, как пикой. Мортиркой бить, как дубиной. Для конных делаем приклад с квадратным вырезом, вставляемым в луку седла. Но лошадей нужно учить к выстрелу.
— Эти, что на кривой палке можно с крепостных стен свешивать и вниз стрелять, — поддакнул царь-государь. — Ладно ты придумал. Делать уже начал?
— Начал, государь. В кузнях, где пряжки для ремней льют, там и мортирки.
— Молодец. Покажешь?
— Покажу. Поехали к стрельцам! Они каждый день тренируются. Сам пальнёшь! Тебе понравится, государь. Забавно.
— Забавно? — устало усмехнулся царь. — Не до забав сейчас. Письма Исмаилу и его мирзам отписать надо, а ты спутал мысли мои. Сейчас и не знаю, как отвечать.
Иван Васильевич снял шапку с диадемой и почесал слипшиеся от пота тёмно-русые седеющие волосы.
— На, подержи, — сказал он, передавая Фёдору один из символов царской власти. — Или положи на сундук. Давай скинем платье сие?
— Может обрядников позвать? — засомневался Фёдор. — Негоже мне к царским одеяниям касаться. Зря ты их прогнал, государь, обрядчиков.
— Взбесили меня эти сучьи дети. Ведь кто они такие? Послы без роду без племени! А за столом ведут себя, словно дети царские и сами мирзы. Мне со стола, что я им накрыл, еду передают! Убил бы!
— Так и убей. Как им приказали, так они себя и вели. И об этом напиши Исмаилу. Напиши, что именно он научил послов оскорбить тебя. Поведение посла, оскорбляющее принимающую сторону служит «казусом бели», — Фёдор, увидев вскинутую левую бровь и непонимающий взгляд царя, пояснил. — Поводом для войны. Это — по-латыни.
—
— Да и напишу! Делов-то, — скривился Фёдор и, посмотрев на царя, спросил: — Сейчас писать?
— Сними с меня эти одежды, Федюня. Взорпрел весь.
Фёдор, кряхтя и тихонько матерясь, расстегнул на платье крючки и пуговицы, потом стянул его с государевых плеч и заозирался глазами по палатам в поисках места, куда сложить одежды. Обрядники приходили со специальными крестообразными «вешелами», на которые надевали рубаху, драгоценные бармы4 и шапку с диадемой. Кроме писцового пюпитра ничего подходящего Фёдор не нашёл и развесил одежду прямо на него.
Царь хмыкнул.
— А писать письма, где будешь?
— Может не сейчас? Обдумать надо. Ведь по-старому писать надобно, а я уже и отвыкаю.
— А сейчас что делать станем?
— Пошли в баню, а? Ты в царской одежде ещё больше вспотел.
— Воняю? — усмехнулся царь-государь.
'От Царя и великого Князя ИВАНА Васильевича всея Русии другу моему Исмаилю Князю. Прислал еси к нам своего посла Темиря, да гонцов своих Бекчюру да Кулчана з грамотами. И мы твои грамоты выслушали и которые слова писал еси5, что нас с тобою Астараханские люди ссорят, и нам бы Астороханских людей ссорам неверити. И мы к тебе и преже сего писали и не одинова; коли еси еще нам и шерти6 не учинил, что на тебя ни в какове ссоре ни кому не верил. А после того как нам шерть учинил, и шертную грамоту к нам прислал мы ныне по твоей шерти всех боле верим тебе другу своему, и всякие свои дела положили есмя на твою душу, а ссорам ни в чем ни каким не верим.
И ты бы по своей шерти нам добра хотел по томуж как мы тебе добра хотим, и как еси нам обещался, потому бы еси вам и правил, а ссорам бы еси ни каким не потакал, потомуж как мы ни чьим ссорам не верим. А наше слово прямое тебе то: до коего времяни и живы будем, до того времяни твоей дружбы к себе не забудем. А что еси писал к нам, что бы нам тебе своего жалованья прибавити; и мы к тебе жалованье свое доброе послали с своим послом с Игнатьем. Да денег есми к тебе с своим послом послал.
А твоему человеку Бекчюре дали есмя пять десять рублев покупати на тебя, что тебе надобет. И полон есмя неметцкой покупати ослободилиж, сколко тебе надобе. И ты бы нашу дружбу к себе памятовал, и добра бы еси нам хотел по тому как еси мне шерть учинил.
Да писал еси ж нам, что бы нам Исупова сына Магметей мирзу к тебе отпустити, да и тех людей тебе отдати, которые з голоду к нам пришли, и которые и лучи из Крыма на Дону попали в руки нашим людем. И язь Магметей мирзу и Тумаков всех, которые были у нас, и которые на Дону взяты, по твоему прошению к тебе отпустил. И тыб Магметей мирзу меня я жаловал, и устрой бы еси ему учинил, чтобы ему от тебя нужи никакие не было.
А что еси писал ко мне, что от Астороханских людей твоим людем чинятца татбы великие; и яз приказал своим Воеводам Астороханским, чтоб берегли того накрепко, чтоб твоим людем от наших Астороханских людей одноконечно татбы никак не было. А которые Астороханские люди воровали крали, и мы тех велели сыскав казнити.