Филарет – Патриарх Московский 2
Шрифт:
— Не хочу я её в Слободу везти, — печально сказал царь.
— А зачем ты вообще на ней женишься? Думаешь черкесы за тебя станут лучше биться? Хочешь от неё наследника с претензией на земли Кавказа? А Дмитрия куда? Ведь распря будет. Раскол. Хочешь песенку спою? Про султана и его жён?
— Песенку? Это то, что скоморохи на масленицу орут? Частушки?
— Ну, — хмыкнул Фёдор, — что-то типа того.
— Ты ещё и петь умеешь? Хотя… Сын что-то о том говорил. Пой. А гусли или балалайка где?
— Так запретили твои церковники музыку, царь-государь. Где же теперь балалайку сыскать?
Царь нахмурился.
— Не знаю, что с этими…
Он сокрушённо махнул рукой.
— Я тебе один умный вещ скажу, государь…
Фёдор прервался, увидев недовольную гримасу царя.
— Можно?
— Говори, уж, свою «умную вещь».
— Отрицание всего, что радует слух, глаз и душу — это и есть «ересь жидовствующих». Христос звал радоваться жизни, а значит — познавать творение отца его. Бог создал этот мир для человецех, а как пользоваться его благами, не изучая всё, что нас окружает? Как пользоваться рудами? Как пользоваться травами и деревьями, не зная, как они растут и плодоносят? Вон, мой улей… За лето принёс мёда больше других и выкачивать мёд из рамок центрифугой удобнее. Выкачал и поставил рамку снова в домик. Вот посмотришь, сколько твоя новая казённая пасека этим летом мёда принесёт! А всё почему? Смотрели люди за пчёлами и изучали их повадки, вот к такой конструкции и пришли. Ведь это не я выдумал, а люди за пол тысячелетия. Так и с музыкой, с живописью, науками. Ведь нет ничего этого на Руси! Не учат подрастающие поколения. И думается мне, государь, что сие есть происки врагов наших, иезуитов, насильно оставляющие люд твой в темноте незнания.
Царь, пока говорил «советник», задумчиво смотрел на него, не проявляя эмоций, но курагу жевать перестал. Фёдор, не получив отклик, продолжил.
— Дурят они тебя, государь. Я имею ввиду церковников. Религия — опиум для народа. Знаешь, что такое опиум?
— Знаю. Дым дурманящий и снадобье, что боль убирает. Есть у меня. Лекарь английский давал. Да голова от него дуреет.
— Вот и религия — это опиум. Не вера, заметь, а религия, обряды, что церковники навязывают.
— Макарий лампы делать сам хочет. Просит разрешить сию справу монастырским мастерским беспошлинно.
— Не разрешай, государь, прошу тебя. Знай, что уже сейчас в монастырях крестьян почти столько же сколько немонастырских. А будет ещё больше. Они насильно приписывают к монастырям земли и люд. А кто тебе хлеб растить станет? Ведь тягло на тех крестьян, что в монастырях, не ложится, а ложится на остальных. А тягловых каждый год становится всё меньше. Непомерная ноша для них тягло твоё. Побегут они скоро! Ох и побегут!
— Что предлагаешь? — насупился Иван Васильевич.
— Послушай песенку, — улыбнулся Фёдор.
— Давай, — вздохнул государь.
Фёдор поднялся с кресла. Он был обёрнут в льняную простыню тонкой выделки. Из другой простыни Фёдор ловко скрутил что-то похожее на тюрбан. Представ перед царём в таком виде, он, сначала захлопал в ладоши, подбирая ритм, потом стал слегка пританцовывать, потом запел про султана и его трёх жён:
— Если б я был султан и имел трёх жён, то тройной красотой был бы окружён, но, с другой стороны, при таких делах столько бед и забот, ах спаси Аллах! Неплохо очень иметь три жены…
И так далее. На втором куплете царь стал прихлопывать ладонью по подлокотнику, а на третьем стал тихонько подпевать припев: «Неплохо очень иметь три жены, гораздо лучше с другой стороны».
Когда Фёдор закончил песню кавказским «зажигательным танцем», царь уже хлопал и подпевал вслед за ним: тан-тадидада-тан-тадидада-тан-тадидада-да, тан-тадидада-тан-тадидада-тан-тадидада-да.
— Ну, ты горазд петь и плясать! — улыбаясь выдохнул царь. — Тебе бы в скоморохи.
— Не говори никому, государь. Сожгут церковники на костре.
— Я им, блядям, сожгу! — нахмурился царь. — Дождутся у меня, что сами на сковородах запляшут.
— Да, ты только пугаешь, — отмахнулся Фёдор и заметил, как царь напрягся.
— Хочешь, чтобы и впрямь на огне их поджарил? — нахмурился он.
— Ни в коем разе, — покрутил головой Фёдор. — Никого не надо жечь и мучить. Обложи церковь податью и жёстче спрашивай за нарушение ста глав Земского собора от пятьдесят первого года.
— Какого собора от пятьдесят первого года. Не было тогда собора.
— Ах да, пятьдесят девятого. Это я от Рождества Христова считаю.
— Понятно, — Иван Васильевич задумался. — Ну, да, шестидесятый получается.
— Я бы обложил монастыри десятиной и создал Монастырский приказ, что за сбором сей подати бдит.
— А лампы?
— Тогда и лампы, и иные товары, имеющие казённые лицензии, мастерить разрешить. Однако считать строго. Пусть в отдельные книги пишут.
— Ох и вою будет! — покрутил головой царь.
— Тут главное даже не то, что монастыри с земли налог не платят, а то, что их мастерские и купцы могут дешевле товар продавать. А это подрывает основы торговли. Простые купцы не могут с ними состязаться, ибо им подать надо в цену товара вложить. Вот так-то.
— Никогда об этом не думал, — покачал головой царь.
— Они ведь хотят вознестись, как Римский папа. Вот в чём беда. Церковь стремиться создать государство в государстве. Почему, например, нельзя казнить священников за татьбу? Мало тех служек, кто убивает или крадёт? Да сколько угодно! И почему их судит не твой суд, а священный? Не понимаю. Чем они отличаются от обычных людей? Да ничем! Я понимаю так…
— Ох, крамолу излагаешь! В искус вводишь!
— Да, какой тут искус, государь? — удивился Фёдор.
— От Бога церковь.
— Согласен. Так, пусть душой и совестью людской занимается, а не меркантильными делами вплоть до ростовщичества. А то они за обрядами да выгодой своей не чаят спасения душ людских.
— Что ты предлагаешь, Федюня? Как заставить их платить десятину? Как заставить их не заниматься ростовщичеством и торговлей? Как отучить их лезть в дела мирские?
Фёдор снова позволил себе улыбнуться.
— Многие правители пытались решить эту проблему. Не у всех получалось договориться. Некоторые короли решали эту проблему кардинально. Как, например, в той же Англии. Отказались не только от диктата Римского Папы, но и от Римской церкви в принципе. Английский король стал главой английской церкви восемь лет назад. Сейчас глава английской церкви королева. Представь себе! Женщина — глава церкви.