Филогенез
Шрифт:
— Сначала вы должны помочь мне вернуть мои личные вещи.
Ее выщипанные и подкрашенные бровки сошлись к переносице.
— Какие личные вещи? В досье сказано — когда вас обнаружили в лесу, на вас была только одежда.
Заключенный наклонился впереди понизил голос до заговорщицкого шепота:
— Когда я понял, что лесничие меня засекли, я зарыл рюкзак. А без моих шмоток вы не поверите ни слову из того, что я скажу.
— Я вообще сомневаюсь, что поверю хоть одному вашему слову, потому какая разница? И что же такого было в вашем несчастном рюкзаке, чтобы прятать его от лесничих? Наркотики? Драгоценные камни?
Он снова ухмыльнулся, на этот раз самодовольно.
— Доказательства. Доказательства моего сюжета.
Шэнон печально покачала головой и выключила записывающее устройство. Нечего зря перегружать ячейки памяти.
— Да нет у вас никаких доказательств! Ни в каком-то таинственном закопанном рюкзаке, ни где бы то ни было. Ваша история просто безумна. Такого не бывает.
Заключенный плотно стиснул губы, но ухмыляться не перестал.
— Тогда зачем вы сюда приперлись?
Она неуверенно пожала плечами.
— Ну, потому, что это звучало несколько по-другому, чем остальная сумасшедшая чушь, которой обычно заполняются пробелы в выпусках вечерних новостей. И я подумала, вас можно будет привести в пример того, как некоторые преступники пытаются увильнуть от законного возмездия. Но пока мне просто скучно. Ничего нового я не услышала.
— Отыщите мой рюкзак, и вы увидите до черта нового.
Шэнон тяжело вздохнула.
— Я ознакомилась с соответствующей информацией. Никаких транксов в заповеднике нет. В этом полушарии вообще нет транксов. Их присутствие на Земле, как и присутствие всех прочих представителей недавно обнаруженных разумных рас, ограничено одной-единственной орбитальной станцией, оборудованной соответствующей техникой. Особо важные личности, в ранге эйнта или даже выше, иногда бывают на планете, под строгим наблюдением, но их не выпускают за пределы официальных зданий в Ломбоке или Женеве. Даже если бы один из них и очутился здесь каким-то образом, он бы попросту не выжил.
Заключенный снова наклонился к ней и настолько понизил голос, что Шэнон была вынуждена тоже наклониться к нему, чтобы разобрать слова. Эта близость ее раздражала. Несмотря на санобработку, которой подвергли подозреваемого — как и всякого нового заключенного,— от него по-прежнему сильно несло заповедником и его собственным малоприятным запахом.
— Вы совершенно правы. Один бы точно не выжил. А вот соответствующим образом подготовленная и экипированная группа — еще как.
Шэнон закатила глаза и отвернулась. Хватит с нее этого убийцы и его жалких фантазий.
— Ну да, теперь вы попытаетесь меня убедить, будто где-то в заповеднике бродит даже не один, а целая группа транксов? И никто ее до сих пор не заметил? Вы, Чило Монтойя, должно быть, принимаете меня за слабоумную! Если лесничим удается отлавливать даже людей-одиночек, таких, как вы, изо всех сил старающихся остаться незамеченными, неужто вы думаете, они не заметили бы транкса? А уж тем более целую группу инопланетян?
— Если бы транксы не вылезали из-под земли и им вдобавок содействовали люди — да, не заметили бы,— отпарировал Монтойя.— И потом, я не старался остаться незамеченным. Сперва старался, а потом перестал. Мне, наоборот, было нужно, чтобы меня подобрали.
Шэнон неуверенно нахмурилась. Ее раздражение улеглось — ровно настолько, чтобы позволить пробудиться хотя бы слабому интересу.
— Из-под земли?То есть вы хотите сказать, в заповеднике под землей нелегально действует группа транксов?
Губы заключенного опять сложились в самодовольную улыбочку.
— Нет, не группа. Улей. Колония.
Его тон сделался вызывающим.
— В заповеднике не десяток и не два транксов. Их там сотни. И они явились не затем, чтобы глазеть на цветочки или ловить бабочек. Они там живут. И размножаются.
Шэнон пристально уставилась на него, на тощего, самовлюбленного человечишку, который сидел, сложив руки на груди и нагло ухмыляясь. Он не отвел глаз. Ей захотелось встать и уйти, но она сдержалась.
— И в вашем рюкзаке есть то, что может доказать это из ряда вон выходящее заявление?
— Ага, так значит, моя «сумасшедшая» история все же годится для вечерних новостей?
Теперь он дразнил ее. Но Шэнон на такое не поймаешь.
— Дайте мне координаты вашего рюкзака, и мы посмотрим, что там. Если там и вправду что-то есть. Если он вообще существует, этот ваш рюкзак.
— О, еще как существует! — Монтойя мельком покосился на дверь.— Но сперва нам надо заключить нечто вроде соглашения. Официально, при свидетелях.
— Соглашения? — Шэнон подобная идея не обрадовала. Суммы, выделявшиеся бюро на ее расходы, были весьма и весьма ограниченными. Икитос — вовсе не Париж.— Какого еще соглашения?
Монтойя расслабился — кажется, впервые с того момента, как она вошла в комнату.
— Ну, вы же не думаете, что я собираюсь поделиться с вами сюжетом века исключительно по доброте душевной?
На миг его взгляд сделался отсутствующим, голос понизился до шепота.
— Должен же я как-то возместить свои расходы. Я ведь уже опоздал к назначенному сроку. Я, считай, отказался от франшизы. Ради этого.
Он покачал головой, словно бы удивляясь.
— Должно быть, я и впрямь сошел с ума. Да, и еще одно: все будет изложено так, как я скажу. Хочу иметь право участвовать в подготовке материала.
Шэнон уже готова была расхохотаться, но увидела, что заключенный не шутит.
— Значит, мало того, что вы убийца, вы хотите стать еще и журналистом?
Он опустил глаза.
— Убийство в Сан-Хосе произошло случайно. Я так и скажу на суде.
Он снова улыбнулся, хитро и всезнающе.
— Слушание, разумеется, будет закрытым. Вот увидите. Я слишком много знаю, а правительство не любит, когда люди, знающие слишком много, бегают на свободе и болтают направо и налево. Но дело стоящее. Я обещаю.
Шэнон выпрямилась и включила записывающее устройство.
— Ладно, забудем о пустяках. Так почему вы считаете, будто способны самостоятельно изложить сюжет?