Философическое путешествие
Шрифт:
Нигглер включил было скорость, однако решил, что надо получше раскурить цигарку, и снова выключил передачу. Кабину наполнил едкий махорочный дым. Мистер Фезерстоун снова закрыл глаза и как сквозь сон услышал слабый сорвавшийся крик молодого петушка в загоне; он мгновенно похолодел от жуткой фантастической мысли, что лежащие в кузове цыплята ожили каким-то неисповедимым путем и теперь пытаются рассказать о постигшей их судьбе.
– Ну, всего наилучшего.
– Мистер Фезерстоун подумал, что в жизни своей не слышал слов прекраснее. Опять скрипнул рычаг
– наконец-то тронулась. Однако тут же и остановилась, потому что Нигглер, оказывается, решил сообщить фермеру еще одну важную подробность.
– Да, вспомнил!
– радостно закричал он.
– Я ведь заметил номер того "форда" - ЕКО 461.
Очнулся мистер Фезерстоун от своей полудремоты-полудурмана, как ему показалось, лишь несколько часов спустя, в густом махорочном дыму. Мелкий весенний дождик летел в ветровое стекло, и, когда дворники смахивали воду, перед глазами открывалась широкая равнина с меловыми холмами и купами зеленеющих буков. Нигглер что-то мурлыкал себе под нос, машина ровно катила под моросящим дождем, и стрелка спидометра держалась на отметке тридцать пять миль как приклеенная.
Пронзенный сознанием вины, мистер Фезерстоун обернулся поглядеть в заднее стекло, нет ли за ними погони, но Нигглер пресек его размышления на тему петушков, спросив со свойственной ему веселой бесцеремонностью, как он любит, чтобы была приготовлена курица.
– Лично я предпочитаю фаршированных, - добавил Нигглер.
При слове "курица" к горлу мистера Фезерстоуна подкатила тошнота, от "фаршированных" чуть не вырвало. Нигглеру и в голову не приходило, что его собеседник страдает от этого разговора, он смачно облизнулся и причмокнул. Он любит начинить кур луком и потом полить мучным соусом.
– Далеко еще до Солсбери?
– услышал мистер Фезерстоун свой слабый, бесцветный голос.
– Миль пятнадцать. К шести будем.
– Пожалуй, в Солсбери я с вами распрощаюсь.
Нигглер обиженно возразил, что даже слышать об этом не желает. До Пензанса еще ехать и ехать. И потом, они решили заночевать в Солсбери, вместе поужинать, а теперь "что получается?
– Видите ли, дело в том, что я...
– Ну в чем, объясните, - подхватил Нигглер. Он ловко свертывал вторую цигарку одной рукой.
– У меня там приятельницы живут. Две старушки. Я часто у них ночую. Денег, конечно, с меня не берут.
– Большое вам спасибо, но я...
– Да в чем загвоздка-то?
Мистер Фезерстоун был волей-неволей вынужден себе признаться, что сам не знает в чем. В кармане у него лежало четырнадцать шиллингов с мелочью, а один только билет до Пензанса стоит больше четырех фунтов. Да тут еще дождь, попробуй найди сейчас попутную машину. К тому же дешевый ужин и бесплатный ночлег дали бы ему немалую экономию.
– Ужин будет тоже бесплатный, - сообщил Нигглер.
– Его старушки приготовят. Вернее, не старушки, а я.
На мистера Фезерстоуна снова накатила тяжкая дурнота.
– Как, неужели вы хотите угощать этими курами кого-то
– пролепетал он.
– А как же! Для того я их и поймал. Я всегда стараюсь привезти им парочку кур или фазанов. А то и гуся, если удастся.
Мистер Фезерстоун сидел не шевелясь и глядел прямо перед собой на холмы, на движущиеся дворники, на дождь.
– Курить хотите?
– предложил Нигглер.
– Я вам сверну.
Мистер Фезерстоун, заикаясь, вежливо отказался от цигарки. Нигглер с привычной ловкостью раскурил свою, наполнив кабину густым, смрадным дымом, и обратился к мистеру Фезерстоуну с добродушным, чуть ли не отеческим укором:
– Вы, я вижу, из-за петушков переживаете. Ну и зря. Они сослужат людям добрую службу. Я ведь о других забочусь, понимаете? Вот поглядите, с каким удовольствием мои старушенции будут косточки обгладывать, и поймете. Поймете, что я сделал истинно благое дело.
– Но вы признались, что крадете птиц постоянно, - возразил мистер Фезерстоун.
– Вы не боитесь, что вас поймают?
– Да, тогда-то вам станет ясно, что я сделал истинно благое дело, повторил Нигглер.
– Доставил людям радость. И сердце ваше тоже возрадуется.
Мистер Фезерстоун не нашелся что сказать: ему почему-то стало стыдно. Он сидел и задыхался в махорочной вони. Нигглер крепко затянулся и от едкого дыма сощурил глаза.
– А кстати, что вы изучаете? В смысле, какое дело осваиваете?
– Нигглер поперхнулся дымом и весело расхохотался.
– Ну, то есть в чем специализируетесь - в лошадях?
– В лошадях?
– Ну да, в скачках, в бегах. Не играете?
Мистер Фезерстоун ответил, что, к сожалению, нет, он не может позволить себе этого увлечения, игра на скачках ему не по карману. Он изучает философию.
– А что такое философия?
Мистер Фезерстоун ответил, что объяснить это в нескольких словах очень трудно.
– К птицам случайно не имеет отношения?
– Нет-нет. Птицами занимается орнитология.
– Так вы, стало быть, изучаете свою философию в колледже?
– В университете, - поправил Нигглера мистер Фезерстоун, - в Оксфорде.
– Он помолчал несколько минут, подумал, потом вдруг заговорил: - Я уже давно пытаюсь дать точное определение философии, и, по-моему, мне это более или менее удалось. Получилось примерно так: философия - это любовь к мудрости, а в применении к жизни это есть постижение действительности в ее причинно-следственных связях, изучение ее сил и законов.
Ошеломленный Нигглер молча открыл рот и чуть не выронил цигарку.
– Конечно, я лишь разъяснил суть, - продолжал мистер Фезерстоун.
– В узком же смысле философию можно приравнять к метафизике, но обычно в нее включают и все дисциплины наук о нравственности и о мышлении - логику, психологию, этику, а также другие.
– Ну, разрази меня гром!
– Конечно, в ней существует множество направлений, вернее, существовало, например натурфилософия...
– А польза от нее какая-нибудь есть?