Философическое путешествие

Бейтс Герберт Эрнест

Перс со своей стороны напомнила Нигглеру об их любимом развлечении. Она в эту неделю решила поставить три фунта - кутить так кутить, уж больно ужин был хорош. Монти сказала, что поставит два фунта, как всегда, она сегодня утром смотрела свой гороскоп, так там советуют не рисковать в финансовых вопросах.

– Дадим-ка мы вам деньги сейчас, - сказала Перс, - а то вдруг завтра забудем.

И Нигглер взял пятифунтовый банкнот вежливо и рассеянно, точно сигарету, и сунул его в карман.

Выпив почти весь коньяк и докурив сигару, Нигглер объявил, что, пожалуй,

пора и на боковую. Пусть мистер Фезерстоун спит на кровати в свободной комнате, а он, Нигглер, отлично устроится на диванчике в кухне. Он тут уже не раз ночевал. Дамы с обожанием в голосе принялись желать ему покойной ночи, горячо благодарили за то, что навестил их, за щедрость, и главное, за внимание. Подумать только - не забыл про кур, для них сегодняшний вечер - праздник, настоящий праздник.

Оставшись один в кухне, Нигглер начал готовиться ко сну. Но едва он расстегнул воротник и снял галстук, как в дверь тихонько постучали и Монти шепотом спросила, можно ли ей войти.

– Это за кур.
– Она сунула ему в руку фунтовую бумажку. Нигглер сделал вид, что оскорблен, стал отталкивать деньги, будто они жгли ему ладонь.

– Нет-нет, ни за что!
– обиженно запротестовал он.
– Как вам только в голову пришло! Я привез их в подарок.

– Я вас очень прошу, пожалуйста, - настаивала она.
– И не будем больше об этом говорить. Перс не догадалась вам отдать, я знаю, она такая рассеянная. А я при мистере Фезерстоуне не могла, неловко.

Нигглер со вздохом принял еще и этот дар и, когда Монти ушла, стал разоблачаться дальше. Но только он расшнуровал ботинки и расстегнул брюки, как в дверь властно, по-мужски забарабанили. Это пришла Перс и тоже принесла деньги за петушков.

Срывающимся от негодования голосом, точно его уязвили в самых лучших чувствах, Нигглер заявил, что не возьмет ни пенса. Он привез петушков в знак дружбы.

– Ну конечно же, голубчик, я прекрасно понимаю, - сказала Перс.
– Но ведь ваш друг не дарит их вам. Так что давайте без глупостей. Берите, я ведь могла и забыть. Вы не представляете, какая я рассеянная.

Нигглер положил в карман еще один фунт, всем своим видом показывая, что его форменным образом принудили.

– Скоро горошек начнет поспевать, - сказал он, точно желая искупить свою мягкотелость.
– Тогда я постараюсь привезти пару молоденьких уток. Я знаю, где их разводят.

– Чудесно, восхитительно!
– сказала она.
– Покойной ночи, голубчик, приятного сна. В шесть мы вас разбудим и напоим чаем.

– Такие, как они, замуж не выходят, - сообщил Нигглер мистеру Фезерстоуну, когда они утром тронулись в путь, причем вид у него был важный и многозначительный, будто он открыл невесть какую тайну.
– Семьей не обзаводятся.

После обильного завтрака, состоящего из яичницы с ветчиной, колбасы, жареного хлеба, мармелада и кофе, Нигглеру дали с собой в дорогу две бутылки пива, несколько яиц вкрутую, гроздь бананов, огромный кусок сладкого пирога и половину холодного петушка, начиненного луком.

– Кстати, о семье, - сказал мистер Фезерстоун, - а сами вы женаты?

–

Как же, женат, - отвечал Нигглер.
– Только мы с моей дражайшей половиной редко видимся.

– Да, нелегко вам приходится, скучаете, наверное.

– Это как посмотреть, - возразил Нигглер.
– Нельзя же иметь все, верно? За одним погонишься, другое потеряешь, верно я говорю?

Мистер Фезерстоун ждал, что Нигглер разъяснит свое загадочное высказывание, но тот вздохнул тяжело, даже горестно, и не стал развивать свои туманные намеки.

Было ясное солнечное утро, громко куковали кукушки, и Нигглер еще не успел отравить своей махоркой благоухание весеннего воздуха.

– Ай да утро, - повторял он.
– Отлично жить на свете, черт побери.

Мистер Фезерстоун в конце концов не выдержал и с легким ехидством проговорил, что вполне с ним согласен. Особенно после вчерашнего.

– А вы полегче, Фезер, - отозвался Нигглер с оскорбленным видом. Опять за свою философию взялись?

– Это не моя философия, а ваша. Я отлично понял, в чем она состоит, ответил мистер Фезерстоун.
– Стара как мир: что мое, то мое, а что твое, то тоже мое.

– Ну, это уж вы лишку хватили, - возразил Нигглер.
– Передергиваете, сударь.

– А как вы поступили с дамами?
– продолжал мистер Фезерстоун.
– Вы и половины их денег не поставили, знаете не хуже меня.

– Зато я им петушков привез. Разве нет? Разве я не сделал им подарка?

– Боже милосердный, какое же вы имели право дарить петушков? Они принадлежали тому несчастному фермеру.

– Верно, зато я оказал ему услугу, скажете - нет?

– Услугу?

– Назвал номер того "форда-зефира".

– Да ведь никакого "форда" там не было!

– Верно, не было, - сокрушенно согласился Нигглер.
– А может, и был. Почем вы знаете? И наверняка те, кто в нем ехал, тоже поживились курами.

– Ради всего святого, - вскричал мистер Фезерстоун, - ну пусть даже "форд" был, откуда вы знаете, кто чем поживился?

– Поживиться все не прочь, - вкрадчиво пропел Нигглер.
– И вы в том числе.

– Я?!

– Вот именно. Норовите проехать нашармачка. А ведь вы - студент. Вам по справедливости следовало бы раскошелиться, купить билет на поезд и ехать, а вы вон голосуете на дорогах. Не мудрено, что железные дороги прогорают. Да и откуда взяться доходам, когда люди умные, вроде вас, наживаются на таких дураках, как я, ведь мы всегда готовы помочь в беде.

Тирада Нигглера, произнесенная с жаром, но без всякой злобы, ввергла мистера Фезерстоуна в молчание, которое и длилось несколько минут.

– Да, я именно дурак, - продолжал Нигглер, - простофиля. Вечно всем стараюсь удружить. То курочек привезу, то гуся, разделаю, приготовлю. Выиграю людям денег на скачках. Подвезу всякого, кто ни попросит. Вам, например, сэкономил проезд до Пензанса, так ведь?

Мистер Фезерстоун решил, что, пожалуй, стоит переменить тему.

– Должен также сказать вам, что эта травля крыс с помощью пива шита белыми нитками.