Финал Секатора
Шрифт:
Нет, подумалось мне. Нет ничего хуже подозрения к своим. В холодном краю паранойя отлично произрастает на почве одиночества. Здесь я в относительной — а может, и в абсолютной безопасности, нет никого и ничего, что может мне угрожать. Драконы крепко держат оборону в этом краю, не пуская чужаков, а след мой затерялся. Не зря же Общество отправило меня на этот край земли?
Задумался я крепко, не заметил даже, как Иван бодро доел ужин и поднялся.
— Ну, всё, я рассказал, что знаю, миссия выполнена, и у меня теперь чувство выполненного
С этими словами он подхватил пальто с вешалки и отправился на улицу.
— То есть даже прощаться не будем?
— Зачем прощаться? — он обернулся. — Я планирую пожить у тебя некоторое время. У тебя же большая съёмная квартира?
На самом деле я уже понял, что так просто от этого товарища не отделаюсь, поэтому согласился, но поставил условия.
— Некоторое время — это сутки. Не больше. Либо потом поменяю статус крепостного на дворового и затребую обязательное перемещение в место проживание барина.
— Ха! Это не получится, я беженец, меня защищают законы Антарктического Союза. Впрочем, суток будет достаточно, завтра вечером есть рейсы.
Разместил в гостевой спальне, время было позднее, и уснули оба без особых разговоров. Утром я проснулся чуть раньше будильника от запаха завтрака — Синтия должна была прийти с обеда, и я с некоторой опаской спустился из спальни. Интуиция не обманула — Иван готовил какое-то жуткое холостяцкое хрючево из овощей, замороженных пельменей и яиц, мирно беседуя с Дмитрием. Тот выглядел несколько удивлённым.
— Слышь чего твой парень говорит! Оказывается, ты крепостных в карты проигрываешь! И из плена японского сбежал! И по новостям тебя показывали! И охотиться за тобой могут!
— Иван, мне казалось, что все разговоры останутся между нами?
— Ты не доверяешь своему камердинеру?! — воскликнул Иван. — Я был лучшего о тебе мнения! Значит, порции завтрака ты не получишь, приготовишь сам.
— Так. Отставить. Я должен попробовать, как готовит человек, вставивший тысячи силиконовых грудей.
Я с твёрдым намерением направился к сковородке, после непродолжительной потасовки оттеснил Ивана и забрал порцию.
— Ах, так! Я требую денежной компенсации за трудочасы, потраченные на готовку.
— Про деньги — позже поговорим. Я помню, что у тебя ни гроша нет.
— Я тоже подкинуть на билет могу, — сказал Дмитрий. — Как-никак, под одним барином ходим.
— Я! Ни под кем! Не хожу! — воскликнул Иван. — То, с каким статусом я записан в ваших проклятых капиталистических устройствах — меня не волнует. А свой долг я выполнил и готов удалиться.
За столом Дмитрий снова свёл разговор о женщинах, причём — о моих, рассказал про Самиру и Анну и про десятки жертв японского эксперимента. Иван заметно занервничал от таких разговоров, видно было, насколько он закомплексован и стеснителен. Интересно, как ему только удался трюк с переодеванием с пеньюар проститутки? Чтобы поддержать разговор, он
— Хорошо хоть… Ну, я был немного удивлён, что Эльдар… Учитывая, что пошёл в бордель…
— А, ты про Синтию? — усмехнулся Дмитрий. — Что так кухарочку нашу не трахнул? Да, вот такой вот он — принципиальный.
Отдав Дмитрию распоряжение купить гостю обратный билет из общего бюджета, отправился на работу. Утро в конторе снова прошло в отчётах и совещаниях. Отправили мужиков в соседние города, а к обеду вернулся коллега, которого я ещё не видел — Степан Чемоданников. Это был дворянский сын, сирота из ещё более бедного, чем у меня, рода, на год старше меня, белобрысый, поджарый, обросший, как леший, с посиневшим носом. За обедом рассказал, как провёл месяц в малонаселённой Ледяной территории, выполнив двадцать рейсов с базы РосКон на острове Новый Сахалин до посёлка Свободный-Южный. Выглядел он уставшим и раздражённым, но разговорились и общий язык мы нашли очень быстро. Видимо, это свойство «полярников», как тут называли всех жителей союза — во время антарктической зимы желание говорить по душам возникает всё с большей силой.
К тому же, его процент сечения оказался одним из самых высоких, что я видел за время моей «ссылки» — по ощущениям, в районе пяти, как раньше было у меня.
— Двадцать рейсов на геликах с геологами… водка, водка, водка… Ни одной девушки красивой. Я сейчас под Зинаиду опять готов свалиться… как тогда…
Парень поделился интимным подробностями служебного романа и осведомился, спал ли я уже с нашей коллегой. Несмотря на проведённые в борделе процедуры, я всё ещё чувствовал нехватку общения с женщинами, и потому перевёл беседу на разговоры куда более спокойные.
— Что вы возили?
— Да… Ну, вообще — это государственная тайна, но… ты теперь, получается, заместитель начальника, так что можешь и сам посмотреть наши заявки. Стабилизирующие аккумуляторы для реактора я возил. Списанные — на разбор, новые — на установку. Каждая по двадцать пять килограмм. Вчетвером с парнями из Юстиновска возили, по две штуки. Опалы, агаты, гранит, молибден, цирконий…
— Не продолжай, подозреваю, это государственная тайна. Так ты — артефактор?
— Ну… да. Два года как навык открылся. Был на коротких курсах в Казанцевском университете, сейчас на заочном…
— В Казанцевском?!
Оказалось, что мы учимся на параллельных курсах и уйдём на лекционную сессию с перехлёстом в неделю. Что ж, знакомство с человеком, близким по навыкам и статусу меня несколько приободрило.
Вечером я отправился провожать Ивана в аэропорт — он был уже с сумками, полными разного барахла — консерв, белья и прочего. Об их происхождении сказал неохотно:
— Дмитрий дал… две сотни в дорогу.
На самом деле, его гордость меня одновременно раздражила и вызвала уважение. На стоянке перед геликоптеропортом я придержал его и достал из кармана стопку наличных.