Финансист. Титан. Стоик
Шрифт:
Симпсон провел тонкой рукой по своим странно изогнутым губам и подбородку.
– Что же они сделали с полумиллионом долларов? – осведомился он.
– Эти ловкачи малость подрабатывали на стороне, – с усмешкой сказал Батлер. – В числе прочего они, кажется, скупали акции конных железных дорог, – добавил он, закладывая большие пальцы за проймы жилета.
Молленхауэр и Симпсон кисло улыбнулись.
– Так, так, – произнес Молленхауэр.
Сенатор Симпсон молчал, и только выражение его лица свидетельствовало о напряженной работе мысли. Он тоже думал о том, до чего бессмысленно обращаться с такой просьбой к группе политиков и дельцов, тем более перед лицом надвигающегося кризиса. Правда, мелькнуло у него в уме, существует неплохой выход:
– Вот что я вам скажу, – заговорил сенатор после продолжительного молчания. – Я, разумеется, очень сочувствую мистеру Каупервуду и далек от мысли упрекать его за скупку акций конных железных дорог, поскольку у него имелась к тому возможность; но я, право, не вижу, чем можно ему помочь, да еще в столь критический момент. Не знаю, как вы, джентльмены, но я сейчас при всем желании не вправе таскать из огня каштаны для других. Прежде всего мы должны решить, так ли уж велика грозящая партии опасность, чтобы нам стоило раскошеливаться.
Как только речь зашла о том, чтобы выложить наличные деньги, лицо Молленхауэра помрачнело.
– Я тоже, вероятно, не смогу оказать мистеру Каупервуду сколько-нибудь существенную поддержку, – со вздохом произнес он.
– Черт возьми! – воскликнул Батлер и со свойственным ему чувством юмора добавил: – Похоже, что мне поневоле придется забрать у него свои сто тысяч долларов! С этого я и начну завтрашний день.
На сей раз ни Симпсон, ни Молленхауэр не снизошли даже до той кислой улыбки, которая раньше нет-нет да появлялась на их лицах. Они сохраняли непроницаемое и торжественное выражение.
– Что же касается денег, взятых из городского казначейства, – продолжал Симпсон, когда все несколько успокоились, – то это дело нам придется хорошенько обмозговать. Если мистер Каупервуд обанкротится и казначейство потеряет такую сумму, мы попадем в весьма затруднительное положение. А какими линиями конки в первую очередь интересовался этот Каупервуд? – спросил он как бы между прочим.
– Право, не знаю, – отвечал Батлер, не находя нужным открывать то, что сообщил ему Оуэн по пути к Молленхауэру.
– Но если нам не удастся заставить Стинера возместить недостающую сумму раньше, чем обанкротится Каупервуд, то ведь впоследствии все равно не избежать больших неприятностей, –
Он подразумевал заем Батлера Каупервуду.
– Разумеется, разумеется, – дипломатично подтвердил Симпсон, обладавший острым политическим чутьем.
– Будьте спокойны, свои сто тысяч я завтра же выручу! – вставил Батлер.
– Если наши опасения оправдаются, – сказал Симпсон, – мне кажется, нам надо будет приложить все усилия, чтобы скрыть беду до конца выборов, газеты можно заставить помолчать. Но я предложил бы еще, – добавил он, вспомнив об акциях конки, так ловко скупленных Каупервудом, – предостеречь городского казначея с тем, чтобы он, учитывая создавшееся положение, никому больше не давал ссуды. А то Каупервуд, чего доброго, потребует с него еще денег. Вашего слова, Генри, будет вполне достаточно, чтобы воздействовать на него.
– Хорошо, я с ним поговорю, – угрюмо отозвался Молленхауэр.
– А по-моему, пусть выкручиваются сами как умеют, – неопределенно заметил Батлер, подумав о том, как просчитался Каупервуд, обратившись за помощью к сим достойным блюстителям общественных интересов.
Так рухнули надежды Каупервуда на то, что Батлер и другие финансовые тузы поддержат его в эти трудные минуты.
Расставшись с Батлером, Каупервуд с обычной своей энергией стал разыскивать других лиц, которые могли бы оказать ему помощь. Он попросил миссис Стинер немедленно сообщить ему, как только придет какая-нибудь весть от ее мужа. Разыскав Уолтера Ли из банкирского дома «Дрексель и Ко», Эвери Стоуна из фирмы «Джей Кук и Ко» и президента Джирардского национального банка Дэвисона, Каупервуд хотел узнать их точку зрения на происходящее, а также переговорить с Дэвисоном насчет займа под все свое движимое и недвижимое имущество.
– Я ничего не могу сказать вам, Фрэнк, – упорно повторял Уолтер Ли, – я не знаю, как завтра развернутся события. Очень хорошо, что вы приводите свои дела в порядок. Это необходимо. Я готов во всем пойти вам навстречу. Но если шефы решат, что необходимо потребовать погашения ссуд известной категории, мы будем вынуждены повиноваться, ничего не поделаешь. Я приложу все усилия к тому, чтобы, по возможности, разрядить атмосферу. Но если Чикаго и правда стерт с лица земли, страховые компании – или часть их, во всяком случае, – вылетят в трубу, а тогда… только держись! Я полагаю, что вы сами потребуете от своих должников возвращения денег?
– Только в случае крайней необходимости.
– Ну что ж, точно так же смотрят на это и у нас!
Они обменялись рукопожатиями. Эти двое симпатизировали друг другу. Ли был светский человек, обладавший врожденным изяществом манер, что не мешало ему иметь подлинно здравый смысл и богатый житейский опыт.
– Вот что я вам скажу, Фрэнк, – добавил он на прощание. – Я уже давно думал, что вы несколько зарвались с конными железными дорогами. Если вы сумеете удержать акции, это, конечно, будет очень здорово, но в такую тяжелую минуту, как сейчас, на них можно сильно обжечься. Вы привыкли чересчур уж быстро «делать деньги» на этих бумагах да еще на облигациях городского займа.
Он посмотрел своему старому приятелю прямо в глаза, и оба улыбнулись.
Примерно такой же разговор повторился и со Стоуном, и с Дэвисоном, и со всеми другими. К приходу Каупервуда слухи о надвигающейся катастрофе уже дошли до них. Ни один человек не мог с уверенностью сказать, что принесет с собою завтрашний день. Но хорошего он обещал мало.
Каупервуд решил снова заехать к Батлеру, ибо был убежден, что тот уже повидался с Молленхауэром и Симпсоном. Батлер, как раз обдумывавший, что сказать Каупервуду, встретил его довольно любезно.