Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)
Шрифт:
Четкий почерк Пятого вдруг стал неровным.
8 февраля
Это – страх.
10 февраля
Где он? Я не видел его уже два дня. Двенадцатый сказал, что сегодня утром сыграл с ним партию, причем Шинав играл на редкость хорошо. Странно, он вообще-то очень плохо играет.
11 февраля
Надо что-то делать. Шинав спокоен и деловит, но, по-моему, это спокойствие пороховой бочки. Он никогда не был таким собранным. Он всегда был немного рассеянным, мечтательным. А сейчас – сама деловитость: «как дела», «очень рад», «мне пора идти», «отличную ты книгу написал».
12 февраля
Ну конечно. Как я сразу не догадался? Его заменили. Это просто другой актер. Но разве можно так резко менять образ? Видимо, ничего лучше они не нашли. Надеюсь, мой Шинав со временем придет в себя, что бы с ним ни приключилось.
13 февраля
Это по-прежнему он!
14 февраля
До сих пор не могу прийти в себя после того, что произошло. Бедный парень. Конечно, надо идти спать, но завтра утром картина потускнеет. А сейчас это все стоит перед глазами. Сначала
Я пытался его успокоить. Боялся, что нас кто-то увидит. Что, если это будет тот или та, о ком он так настойчиво говорит? До его комнаты недалеко, но как медленно он шел… И все говорил, говорил. «Его шаги мягки и неслышны. И ходит он бесшумно. Он заходит в наши комнаты. Смотрит на нас. А мы не слышим. Ведь мы бессмертны. Ты писатель – ты должен об этом написать. Пусть читают. Седьмой период уже пришел».
Я ощущал, как трясется его плечо. Потом он вдруг остановился, посмотрел мне прямо в глаза и спросил: «Ты думаешь, я псих?» Я покачал головой. Он как будто о чем-то размышлял. Затем спросил, куда мы идем. Я сказал, что к нему. Тогда он весь как-то обмяк и, словно больной ребенок, прошептал: «Мне плохо». Я довел его до комнаты, подождал, пока за ним закрылась дверь, и пошел к себе.
Николь не удивилась. Они все знали. «Ложись спать, – сказала она. – Тебе надо выспаться». И я лег. А потом ночью она разбудила меня и сказала идти к нему в комнату.
– Пятый, – ласково позвал женский голос.
Я вздрогнул всем телом. Перед моими глазами как живой стоял затравленный Шинав, шепчущий дикие слова.
– Пятый? – повторил голос.
Я глубоко вздохнул. Это была Николь. Просто Николь.
– Да, Николь? Прости, я задремал.
– Ты не собираешься идти на ужин?
– Собираюсь.
– Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет, все в порядке. Просто писал, писал и задремал. Спасибо за напоминание.
– Не за что. Приятного аппетита.
За ужином мне приходилось заставлять себя улыбаться и поддерживать беседу. То, что за столом находился Шинав, веселый, улыбчивый и, без каких-либо сомнений, вменяемый, отвлекало еще больше. А тем временем раскрытая тетрадь Пятого лежала в спальне и обещала разгадку всех тайн этого странного заведения. Но надо было играть свою роль. Только через час я наконец добрался до своей квартиры и опрометью бросился к столу.
… Когда я зашел к нему, дверь в спальню была открыта. А там уже стояли Адам, Первый и Третий. Шинав лежал на кровати в какой-то странной позе, и в первый момент я подумал, что он мертв. Затем я понял, что он крепко спит. Крепко и спокойно. «Вы должны отнести его в синий тамбур», – сказала она. Мы переглянулись, и я понял, что они все слышат тот же голос.
«Не бойтесь, он не проснется, и по дороге вам никто не встретится». До этого я никогда не носил человека без сознания. Сначала Первый предложил взять Шинава за руки и за ноги, но Адам сказал, что нести должны двое, а остальным надо только поддерживать. Он вообще смотрелся самым опытным в таких делах. Кто его знает, чем он раньше занимался. Первый и Третий стояли ближе к кровати, но, по-моему, просто боялись его брать. Тогда мы с Адамом взяли его под руки. Он у нас чуть не упал, пока мы его поднимали с постели. Мне было не до наблюдений, но яуспел заметить, что в комнате царит невероятный беспорядок. Там были какие-то растерзанные книги, сброшенные на пол вещи. И еще над кроватью был странный рисунок. Неумело нарисованный синий глаз и поверху красная полоса с короткими поперечными штрихами. Будто грубо сшитый шрам. Потом мы шли по коридору, и влажная ладонь Шинава лежала на моем плече, пока я не прижал ее. Он бессильно висел у нас на руках, ноги его волочились по полу. Синий тамбур был недалеко, наверное, поэтому они его выбрали.
15 февраля
Вчера пришлось идти спать, чтобы не выбиваться из режима. После того как мы зашли в тамбур, туда набилась целая толпа. Они забрали Шинава, положили на носилки и унесли. А нам сказали остаться. Мы сидели и почти не смотрели друг на друга. Вообще в тамбурах всегда стоит один стул, но сюда они принесли еще три. Потом пришел Тесье. Как всегда спокойный и самоуверенный. Сказал, что у Шинава случилось психическое расстройство, нервный срыв. Что они давно об этом знали, но некем было его заменить. Что они допустили ошибку, затянув это так надолго. Благодарил за оказанную помощь. Разумеется, все это должно оставаться в секрете. Разумеется, нам рекомендуется не думать об этом. И разумеется, несмотря на это досадное происшествие, мы должны снова стать Первым, Адамом, Третьим и Пятым, как только выйдем из тамбура.
Пока он говорил, я все время думал, кто из этих троих вколол Шинаву снотворное. Наверное, Адам. Он увереннее всех держался. Но тут Адам сам спросил, каким образом Шинав так крепко уснул, и стало ясно, что он тут ни при чем. Тесье совсем не удивился, видимо, ожидал подобного вопроса. И очень внятно объяснил, что во все спальни проведены трубки, через которые можно пустить усыпляющий газ. Именно на случай подобных критических ситуаций. Он очень сожалеет о том, что сегодня пришлось воспользоваться этим средством, ноу них не было выхода. Газ абсолютно безопасен для здоровья, и через шесть-семь часов Шинав проснется как ни в чем не бывало. Мы проглотили эту пилюлю, но думаю, что радости это сообщение ни у кого не вызвало. А потом он попрощался, и мы ушли. И снова стали Первым, Адамом, Третьим и Пятым.
На этом запись о происшествии заканчивалась. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. Где-то в этой комнате скрывалось невидимое отверстие, через которое в любой момент мог пойти усыпляющий газ. А может, не только усыпляющий. В любую секунду меня могли грубо выключить, словно ненужный электроприбор. Мир вокруг мгновенно стал чужим, враждебным. Мне представилась громада этого здания, пронизанная трубами и проводами, нашпигованная подслушивающей аппаратурой, камерами, датчиками. Огромная машина, существующая ради одного-единственного человека, способная в любой момент раздавить и смять любого, находящегося в ее недрах. И я – один из винтиков в этом чудовищном механизме. Сколько винтиков уже сошло с ума? Сколько из них никогда не сможет оправиться после своего «нервного срыва»? Я тряхнул головой и вернулся к чтению.
17 февраля
Шинав задумчив и мил. Как в старые добрые времена. Только это другой Шинав. Но об этом знают лишь четыре человека. Наверное, это первый раз, когда факт замены одного актера стал доподлинно известен другим.
19 февраля
Как далеко может заходить этот контроль? Что еще они могут предпринять во имя эксперимента?
Имели ли они моральное право сначала наблюдать за тем, как человек медленно сходит с ума, а затем усыпить его как дикого зверя? И где он проснется? В психбольнице? Что ждет его теперь? Какие еще секреты хранит моя комната? Слишком много вопросов. Слишком много.
20 февраля
Хрупкая психика, чрезмерно развитое воображение, постоянная игра, невозможность поговорить по душам, замкнутое помещение без окон, отсутствие природы, солнца, простора. И вдобавок сознание того, что где-то рядом ходит странное существо, выращенное в этом склепе среди вечного маскарада. Все это, сложившись и перемножившись, и стало причиной срыва. Да, его жалко. Но какое отношение жалость имеет к эксперименту? Если бы люди, стоящие за ним, позволяли себе такую роскошь, как жалость, то теория никогда не стала бы практикой. Ведь как ни крути, а это эксперимент над человеческим существом, не дававшим никакого согласия на свое участие.
И если я принимаю саму идею эксперимента, то должен считать их действия в случае с Шинавом разумными и оправданными. Иначе это лицемерие. Либо я согласен с тем, что такая цель оправдывает такие средства, либо нет.
Он был совсем не так прост, мой предшественник. Совсем не прост. Я перевернул страницу. Ну вот. Только этого мне не хватало. Два, нет, три листа были беспощадно выдраны. Обрывки бумаги сиротливо торчали между страниц. Что хранили эти станицы? Зачем он их вырвал? И он ли? Слишком много вопросов.
22 февраля
Стал обдумывать «Историю троих». Работа – лучшее средство против хандры. Название, конечно, придется изменить.
24 февраля
Катру не прав. Мне такой подход представляется в корне неверным.
26 февраля
Странно, но из многих вещей, оставшихся за порогом, так часто вспоминается музыка. Жаль, что они решили не развивать ее. Хотя причины понятны. Это стихия, которую сложно контролировать. Случайный тревожный аккорд может вызвать такие эмоции, которые напомнят о смерти и боли лучше, чем самый талантливый рассказчик. Живопись и литература в этом отношении вполне могут сравниться с музыкой, но их гораздо легче держать под контролем. И все-таки жаль.
5 марта
Опять брали кровь. Что-то в последнее время они зачастили. Хоть бы придумали какое-нибудь новое объяснение. Профилактика насморкауже несколько приелась.
15марта
«История» продвигается быстро, не в пример моим первым попыткам. Такими темпами я закончу ее за два-три месяца.
Забыв о своем первоначальном намерении узнать имя Зрителя, я вчитывался в ровные строчки. После истории с Шинавом мне хотелось собрать все крупицы информации, рассыпанные по этим запискам. Однако никаких сенсаций на страницах дневника не было. Пятый писал о своих замыслах, работе, общении. Изредка появлялись его наблюдения за окружающим миром, но ничего нового или важного для себя я в них не находил. Драматические сцены ограничились выносом тела.
Шелестели страницы. Пятый размышлял об эксперименте. Определившись в своем отношении к его моральным основам, он думал о возможных результатах, об их последствиях. Его мысли были холодны, взвешенны, порой циничны. Он допускал, что в случае удачи результаты эксперимента будут засекречены больше, чем само исследование. Он сомневался в том, что этот институт единственный. Он прикидывал, сколько денег должно было стоить это мероприятие и кто мог являться потенциальным спонсором. А после этого вновь возвращался к вопросу, который волновал его все сильнее и сильнее: удастся ли эксперимент?
К середине третьего года он выпустил четыре книги, был в хороших отношениях с Катру и спокойно смотрел в будущее, ожидая окончания срока, предусмотренного контрактом. И он упорно не упоминал имя Зрителя в дневнике, ограничиваясь словом «кролик».
10 августа
Мой потенциальный последователь очень самоуверен. «Разумеется, я сдам экзамен с первой попытки».
В мою бытность такую уверенность не демонстрировал даже наш отличник. Хотя в логике ему не откажешь. Три часа подряд старался выведать все о моих пристрастиях, связях и распорядке дня. Он действительно верит в то, что через месяц окажется на моем месте. Но несколько слов, которые он произнес по ходу беседы, ставят его готовность под сомнение.
11 августа
Встретился со вторым кандидатом. Полная противоположность конкуренту. Смесь наивности и любопытства. Единственный вопрос: «А зачем все это надо?» Приятный парнишка, но шансы его невелики. Вместо того чтобы попытаться узнать о моих привычках, потратил все время на бессмысленный перекрестный допрос. Впрочем, первый мне понравился еще меньше. Да победит сильнейший
Встретить себя на этих страницах я никак не ожидал. «Смесь наивности и любопытства». Лестный отзыв, ничего не скажешь. Хотел бы я поговорить с тобой сейчас. Думаю, с тех пор мои приоритеты немного изменились. Впрочем, изменились ли?
15 ноября
Вышли «Два дня». Пятая книга, она же последняя.
Скоро в этой комнате будет сидеть другой человек, отзывающийся на то же имя. А я тем временем буду привыкать к своему старому имени и сотням вещей и понятий, от которых давно отвык. Буду искренне общаться, дышать свежим воздухом, посещать всевозможные заведения, читать настоящие книги, смотреть на солнце. Интересно, кто сейчас премьер? С поиском работы можно не торопиться. Денег хватит. Может, поеду путешествовать. Лучший способ вспомнить тот мир – это объехать его. А по дороге буду писать книги от имени Пятого. Гонорары будут, наверное, приличные. Впрочем, гонорары в данном случае не самое главное. Слишком много идей накопилось за это время. Жаль, если они так и не будут реализованы. «Поиск» и «Четвертый вопрос» надо обязательно написать.
20 ноября
Катру говорит, что раньше чем через полтора-два месяца я отсюда не выйду. Кандидаты продолжают изощряться в способах провала экзамена.
Умник. А сам ты с какого раза сдал? Снова стихи. Ожидание выхода. Какие-то имена, выписанные столбиком. Записи становятся все более редкими и скупыми. И наконец…
9 января
Завтра я ухожу. Три года, пять книг, которые мне никогда не придется опубликовать, и воспоминания на всю жизнь. Что бы ни произошло со мной в будущем, я всегда буду помнить эти годы. Так, наверное, Алиса, став взрослой, помнила свои детские приключения. По странности это место не уступает стране чудес. И тут тоже есть свой Кролик. Завтра я выползу из норы и, как сова, начну щуриться от солнечного света. Завтра этот мир безвозвратно отойдет в область воспоминаний. Но это завтра. А пока надо придумать, как…