Флёр
Шрифт:
Увидев его, дозорные с облегчением вздохнули.
— А, вот и вы, наконец, полковник! — приветствовал его знакомый сержант и, понизив голос, добавил: — Судя по ее внешнему виду, мисс перенесла потрясение. Как я рад, что вы приехали. Ее нужно отвезти домой как можно скорее.
— Я все сделаю, не беспокойтесь, сержант.
Когда Петр увидел Флер, он понял, что она пережила не просто потрясение. У нее было бледное, изможденное лицо, вокруг широко открытых, глаз чернели, словно тени, большие круги.
— Петр, — произнесла она безучастно и протянула к нему руку.
Он крепко сжал ее.
— Ты нашла Людмилу?
— Да, она там, с Ричардом.
— Значит,
— Она оказалась права. Тот казак, скорее всего, солгал. — Флер помолчала. — Она не вернется.
— Конечно нет, — ласково сказал он. — Я тебе об этом и говорил.
Она устало покачала головой.
— Не понимаю. Ничего не понимаю.
— Не будем об этом сейчас. Прежде всего нам нужно найти место потеплее. Вот-вот хлынет дождь. — Кивнув в знак благодарности дозорным, Петр повернул лошадь. Ничего не видя перед собой, Флер последовала за ним.
— У него и моя лошадь, Оберон, та самая, которую он дал капитану Бруку. Ты помнишь?
— Да, помню, — ответил он. Дождь тем временем припустился за ними вдогонку. Казалось, он их с минуты на минуту настигнет. Петр видел, как он приближался сплошной стеной. Высотки уже исчезли в потоке воды, а вокруг потемнело, словно наступили сумерки.
— Ричард хотел вернуть мне его, но я сказала, что Оберон нужен ему больше, чем мне. С ним все в порядке — он даже не ранен.
С братом или Обероном? — подумал Петр. Ну вот, наконец началось! Он поднял воротник шинели, а его лошадь дернулась, прижав торчащие уши. Их поливал холодный нудный дождь. В этот момент Петр решил, что не стоит ехать с ней прямо в город. Сейчас они находились приблизительно на равном расстоянии от Севастополя и эвакуированной татарской деревни, где он с несколькими офицерами разбили свой бивак. Там у него была изба, в которой они жили вместе с майором из Тарутинского полка. Дома, в городе, все будут суетиться, всплескивать руками, восклицать и задавать лишних вопросы.
Он отвезет ее в избу по крайней мере на ночь. Майор найдет себе другое временное пристанище. У них там будет все — еда, коньяк, чай и жаркая печь. Чего еще желать? Флер отдохнет и согреется, а если захочет, то сможет все неспешно рассказать ему. Однако серьезные разговоры вполне подождут до завтра. Сегодня ей нужно расслабиться.
Флер ехала рядом с ним в полном молчании, не замечая, что творится вокруг, погрузившись в свои думы. Когда Петр свернул с почтового тракта на дорогу, ведущую к деревне, она покорно последовала за ним, ни о чем не спрашивая. Флер, казалось, даже не замечала дождя, хотя по ее мокрым прядям на лицо сбегали потоки воды. Когда они поднимались по склону горы, то въехали в низко опустившееся облако, которое поглотило их в себе, словно плотный белый туман. Вокруг стояла непривычная тишина — слышался только цокот копыт по набухшей от дождя земле, да время от времени каркала невидимая в белесой мгле ворона — это был холодный, обращенный в высоту крик. Только окрик казака-часового вернул ее к действительности. Она с испуганным выражением на лице озиралась вокруг. Перехватив взгляд Петра, Флер воздержалась от замечаний, пока они не миновали пост. Потом спросила:
— Куда ты меня везешь?
— Туда, где я стою на постое. У меня есть дом — простая крестьянская изба, скорее хижина, но в ней все же можно укрыться от непогоды. Там можно согреться и обсушиться. — Она, по-видимому, хотела его еще о чем-то спросить, но он торопливо ее перебил: — Выпьем горячего чая, не возражаешь?
— Ах, чай, — проговорила она, словно это был какой-то редкий для нее, посланный небесами сон, и замолчала.
Майор, не говоря ни слова, тут же исчез вместе со своими пожитками, хотя он уже снял сапоги в предвкушении спокойной ночи. Огонь в крошечной печке ярко пылал. Флер промокла до нитки и дрожала всем телом. Свое мнение по поводу сложившейся ситуации майор оставил при себе, ну а Петр не снизошел до объяснений.
Для него важным было совершенно другое — через полчаса он, сняв с Флер верхнюю одежду и ботинки, положил ее ноги на полено перед жарким огнем, чтобы высушить чулки.
Вынув из волос шпильки, он энергично растер ей голову полотенцем, потом чуть ли не насильно влил в нее первую чашку горячего чая. Теперь она держала в руках вторую чашку, от ее одежды шел легкий пар, лицо чуть порозовело, но на нем появилось выражение искреннего удивления.
— Для чего ты привез меня сюда? — спросила она наконец. В эту минуту Петр решил, что самое лучшее сейчас — это ложь во спасение.
— Сюда ближе. Шел дождь, уже темнело, и мне не хотелось, чтобы мы утонули с тобой в большой луже.
Судя по реакции Флер, ее удовлетворило его объяснение, но он подозревал, что это произошло совершенно по иной причине. Просто она думала о другом. Помедлив, Флер сказала:
— Вот бы такой уют там, в английском лагере. Какие у них чудовищные условия, Петр. Парусиновые палатки настолько ветхие, некоторые изношены до дыр, а у солдат нет зимнего обмундирования — его просто еще не доставили. Лошади стоят под открытым небом, они так все исхудали, что на них жалко смотреть. А что же будет, когда ударят морозы? Их ждет гибель, если срочно не исправить положение.
Петр, конечно, промолчал.
— А как мало их осталось! Брук рассказывал мне о той кавалерийской атаке на русские орудия, мы, разумеется, слышали об этой ужасной кровавой бойне, но само по себе число потерь не доходит до сознания. Все отчетливо начинаешь понимать только тогда, когда видишь, что осталось от армии. Бригады легкой кавалерии, по сути дела, больше не существует. Ричарду просто повезло. Из его части вернулись только двое.
— Как он выглядит? — спросил Петр после краткого молчания.
Флер вдруг посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— У него вши, можешь себе представить? — воскликнула она надрывным голосом. — Когда я кинулась его обнимать, он предупредил меня об этом. Эти насекомые буквально донимают всех — их приходится уничтожать каждое утро. Но Милочка не обращает на это внимания. «Существуют такие вещи, — объяснила она мне, — с которыми нужно мириться». — Она покачала головой. — Не понимаю ее. Стоят холода, идут постоянно дожди, в некоторых местах жидкая грязь доходит чуть ли не до колен. В нужниках нет хорошего дренажа, и им негде сушить одежду. У них ничего нет, ни малейших удобств, ничего. И все же Милочка хочет остаться с ним. Она говорит, что поможет ему выжить. Она собирается научить его, как нужно строить укрытие из камней и грязи. Откуда ей это известно?
Петр мрачно улыбнулся.
— Так строят свои глинобитные домики татары. Вероятно, какой-то деревенский житель рассказал ей об этом. Я ведь говорил тебе — она женщина с характером.
— Да, это правда, — задумчиво согласилась Флер. — Прежде я сильно заблуждалась в отношении Людмилы. Мне казалось, что она не выдержит душераздирающих сцен там, в лазарете, но она приходила на работу каждый день, не увиливала. А теперь собирается позаботиться о Ричарде, хотя это означает, что ей придется жить как нищенке. И терпеть вши, Петр! Что бы на это сказал ее отец?