Флёр
Шрифт:
Карев с серьезным видом, покачав головой, произнес:
— Нет, должен сказать, я не вижу никакой разницы.
— Потому что я знал ее всю свою жизнь! Потому что я люблю ее! И все знают об этом. У меня честные намерения по отношению к ней. Ну вы, вы хотите жениться на ней? — Карев молча смотрел на него. — Ну, что скажете? А я намерен!
Флер опередила графа.
— В самом деле?
— Извини, Флер, я, может быть, неловко выразился. Но ты поняла, что я имею в виду.
— А я откровенно заявляю, что не желаю выходить за тебя замуж и никогда не выйду, а если ты немедленно не оставишь нас одних и не прекратишь этот глупый спектакль, я никогда больше не стану с тобой разговаривать! Поехали, граф! Вы едете?
Она с такой решимостью тронулась с места, что Тедди не успел найти нужные слова, чтобы задержать ее. Ему, словно побитой собаке, оставалось только уныло наблюдать за тем, как они с Каревым удалялись от него легкой рысью. Двое слуг последовали за ними. Бакли, проезжая мимо Тедди, бросил на него жесткий, многозначительный взгляд. А Егор ехал, не оглядываясь по сторонам. Скотт долго смотрел им вслед, пока они с графом не скрылись из вида. Потом повернул лошадь к дому. Он чувствовал себя униженным, глупым, его одолевали злость и беспокойство, внутри у него сильно болело, будто из тела вырвали какой-то жизненно важный орган.
Когда они отъехали довольно далеко и Флер немного успокоилась, она перевела Оберона на шаг. Вздохнув с облегчением, она невесело засмеялась.
— Какой глупец, какой нахал, какой шут! Я бы извинилась перед вами за этого идиота, но будет много чести ему!
— Жестоки терзания безответной любви, — ответил Карев. — Я с уважением отношусь к чувствам молодого человека, но с ужасом отвергаю его манеры.
— Надеюсь, вы не считаете, — вдруг произнесла Флер, не понимая до конца его холодной уравновешенности, — что именно я довела Тедди до такого состояния? Я всегда была с ним откровенна.
— Да, разумеется, я в этом не сомневаюсь, — ответил Карев. Повернувшись к Флер, он так внимательно разглядывал ее лицо, что от его настойчивого взгляда у нее перехватило дыхание. — Зная вас настолько хорошо, насколько позволяет это оказанная мне вами привилегия вас знать, я уверен что вы никогда не скрывали от него своих истинных чувств.
Книга вторая
Сибирская орхидея
С запада дул порывистый ветер, в котором чувствовалось дыхание севера, и погода была слякотной и сырой — чего же можно ожидать в апреле на Балтийском море. После захода в Данциг пароход «Ньюкасл» быстро продолжал свой путь. Пассажиры редко виделись друг с другом. До тех пор пока они не минуют залив и не обогнут остров Даго, «Ньюкаслу» предстояло идти в крутой бейдевинд, а опытные мореплаватели среди пассажиров заверяли новичков, что такое плавание — верная гибель для судовой компании.
Как только они войдут в Финский пролив, — объясняли те же эксперты, — западный ветер окажется благоприятным для направления на Санкт-Петербург и пассажиры сами убедятся, как все сразу изменится. Поскольку большинство новичков в данный момент желали только одного — собственной смерти, то они не проявляли никакого интереса ни к еде, ни к танцам, а перспектива дальнейшего передвижения вдали от берегов не вселяла в их души особого восторга.
Но стихия действовала по своему усмотрению, и когда судно готовилось воспользоваться всеми преимуществами западного ветра, он тут же сменил направление и теперь мягко, но настойчиво дул с востока, нанося смертельный удар по планам скорого прибытия в Санкт-Петербург. «Ньюкасл» сильно качало, и наконец капитан, ко всеобщему облегчению, объявил о заходе в Ревель (Таллинн), где придется подождать благоприятного ветра, чтобы продолжить путешествие в полной безопасности.
Флер с отцом стояли в носовой части палубы, предназначенной для пассажиров, когда ее брат сообщил им о решении капитана. С переменой направления ветра небо очистилось от туч, и, хотя по-прежнему было холодно, с бездонных голубых небес светило бледное солнце. Те пассажиры, которые не появлялись наверху со времени захода в Данциг — (Гданьск), начали выползать на палубу из своих кают с бледными изможденными лицами, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха.
Флер почти не страдала от разбушевавшейся стихии. Постоянная тряска в каретах по немощеным дорогам, вероятно, закалила ее, а посещение домов бедняков и больных приучило терпимо относиться к неприятным запахам, что оказалось ей весьма кстати во время нахождения в каюте на самом днище пропитанного дурными запахами корабля. С ней случился только один раз приступ морской болезни — когда она ехала в поезде. Непривычная плавность движения вызвала у нее тошноту и головокружение.
В своей одноместной каюте Флер почти все время читала, вела дневник и грезила. Но она с удовольствием поднималась на палубу подышать свежим воздухом и немного развлечься.
Раздался скрежет, что-то лязгнуло, и доски под ее ногами задрожали. Чайки, спокойно сидевшие до этого на воде, нахохлились, с интересом поглядывая на пароход, потом вдруг взлетели и тревожно закричали. Два больших колеса по обеим сторонам парохода пришли в движение, вгрызаясь лопастями в иссиня-черную воду, которая, оказавшись на гребне колеса, становилась беловато-пенистой и поблескивала на солнце. Посмотрев вверх, Флер увидела шлейф серого дыма, почти вертикально поднимавшегося из черной трубы. Извиваясь, словно змея, он быстро таял в небе.
Перегнувшись через перила, она снова принялась наблюдать за работой колес, дивясь их мощи и размерам.
— Если ветер нам препятствует, — лениво спросила она, — то почему нам не использовать силу пара, чтобы добраться до залива?
— Пар предназначается не для этого, — сказал Ричард. — Его используют только при заходе судна в порт и при выходе из него. К тому же у нас небольшой запас угля. Честно говоря, я не верю, что когда-нибудь появятся пароходы, способные брать на борт такой запас угля, которого будет достаточно для всего рейда. Это непрактично. — Он с отвращением посмотрел на черную дымящую трубу. — Ужасно грязная штука, эти паровые двигатели. Их можно устанавливать только на фабриках — там им место.
— Ах, Дик, — рассмеялась Флер, — ты всегда настроен против всяких новшеств, пока не выясняется, что они тебе самому на пользу. Вспомни, как ты жаловался по поводу паровозов.
— Да, конечно, я и сейчас против таких поездов, — они только пугают лошадей и портят охотничьи угодья! Самые лучшие участки приведены в негодность, так как прямо по ним проложили длиннющие железные рельсы.
— Да, но когда Стегхэмптон пригласил тебя в Гретмон поохотиться, ты с великой радостью повез к нему своих друзей на поезде, чтобы они не утомились в пути верхом.