Флэш без козырей
Шрифт:
Очевидно, купание хорошо прочистило мне мозги, поскольку я сразу сообразил, что плыть нужно не к побережью Арканзаса, до которого было всего около сотни ярдов, а пересечь реку и высадиться на противоположном берегу Миссисипи, для чего нужно было преодолеть три четверти мили. Я — хороший пловец, а вода была настолько теплой, что мне ничего не стоило это сделать. К тому времени, когда я выкарабкался на скользкий грязный берег и плюхнулся между каких-то ивовых кустов, «Султан» остановился за очередным поворотом, но спустя полчаса он снова двинулся вперед,
Я проклинал Рэндольфа всякий раз, когда думал о том, что снова превратился в преследуемого беглеца, одинокого в сердце чужой страны и лишь с несколькими долларами в кармане. Единственным утешением было то, что они сначала обыщут берег Арканзаса и мне удастся незамеченным скрыться на противоположном берегу Миссисипи. А что же дальше? Возвращаться на юг было нельзя, поскольку военный флот, вне сомнения, подстерегал меня там, а продолжать свой путь на север — пешком, вдоль реки — было безумием. Но именно к северу мне нужно двигаться, если я хочу снова попасть домой. Сейчас же мне следовало найти местечко, где можно спокойно отлежаться, пока весь этот шум не стихнет и я смогу потихоньку пробраться вверх по реке в свободные штаты, а там — и до атлантического побережья, чтобы добраться домой.
Это была чертовски трудная задача и мрачная перспектива, так что я всю ночь проклинал собственную глупость, из-за которой Криксу удалось запугать меня и втянуть в эту историю. Единственная надежда была на то, что Миссисипи — дьявольски большая река, по которой новости распространяются медленно и неуверенно, так что мне удастся найти какую-нибудь лазейку. Я полагал, что путешествующие иностранцы — вполне обычное явление для западных штатов, так что при должной осторожности опасности удастся избежать.
Ночь я провел в зарослях хлопчатника и двинулся на восток еще до восхода солнца, так как хотел как можно быстрее убраться подальше от реки. Так начались три самых чертовски унылых дня моей жизни, в течение которых я продирался через заросли и по бездорожью, живя жизнью бродяги и останавливаясь на ночлег лишь на самых отдаленных фермах и в других уединенных местечках, где мне удавалось купить немного еды на те несколько долларов, которые у меня были. Что меня радовало — никто из встречавшихся мне людей не обращал на меня особого внимания. Это укрепило мое предположение о том, что так они относятся ко всем странным личностям, бродяжничающим по стране. Насколько это было возможно, я пытался говорить на американский манер, хотя старался разговаривать как можно меньше.
Вскоре я понял, что долго так продолжаться не может, и поскольку я не обладал опытом вора-карманника или разбойника с большой дороги, то пришел к неутешительному для себя выбору, что должен попытаться найти какую-нибудь работу. Конечно же, это было самое крайнее средство, но я решил, что если удастся найти себе подходящее занятие в тихом уголке, то можно будет отсидеться там, а заодно и сберечь деньги для дальнейшего бегства. Во время своих экспедиций
Я как раз выспался в лесу и покупал в лавке на свои последние несколько центов хлеб и молоко, как вдруг здоровый парень, верхом на серой лошади, галопом подскакал к нам и крикнул лавочнику, что приехал уплатить свой долг.
— С чего это вдруг, Джим? — поинтересовался хозяин лавки. — Собираешься куда-нибудь?
— На запад, — воскликнул детина, — могу тебе сказать, что отвез последнюю партию этого чертового хлопка. Теперь меня ждет Калифорния, старина, и целая куча золота. Вот твои четыре доллара, Джейк, и премного тебе благодарен.
— Не ожидал от тебя такой прыти, парень! — удивился продавец. — Калифорния, говоришь? Если бы я мог, то и сам бы туда двинулся, разрази меня гром! Но что Мандевиль будет делать без погонщика в разгар сезона сбора хлопка?
— Пусть сам погоняет и возит свой чертов хлопок, — счастливо ухмыляясь, ответил Джим, — думаешь, мне есть до него дело? Да пошло все к черту! Я хочу повидать мир! Йех-ху! Даешь Калифорнию!
Он взмахнул шляпой и с грохотом ускакал, оставив лавочника удивленно скрести в затылке.
Я ни о чем не расспрашивал в лавке — чем меньше говоришь, тем лучше. Но дальше по дороге я встретил негра, узнал, где живет Мандевиль, и после четырехмильной прогулки подошел к дому с внушительными воротами. Столбы при входе были сделаны из гранита, а само место называлось Грейстоунз. В конце обсаженной деревьями подъездной аллеи виднелся симпатичный белый домик в колониальном стиле, а неподалеку раскинулась большая хлопковая плантация. Для меня это было настоящей находкой, так что я вошел и представился погонщиком, который ищет работу.
Мандевиль был широкоплечим мужчиной около пятидесяти лет, с густыми бакенбардами на грубом красном лице.
— А кто те сказал, что мне нужен погонщик? — спросил он, враскорячку стоя на веранде и подозрительно глядя на меня сверху вниз.
Я ответил, что встретил его прежнего работника по дороге.
— А, этот дурень Джим Бейквелл! Сорвался с места прям посредь сезона сбора хлопка, чтобы ехать в Калифорнию. Если из него старатель получится такой же, как извозчик, то закончит он чисткой нужников — это все, на что он годен. Проклятый бесполезный ‘блюдок. — Мандевиль наклонился ко мне. — А ты опытный погонщик?
— Погоняю все, что движется, — ответил я.
— О, мои негры тоже движутся, — осклабился он, — они движутся оч’ живо, если кое-кто заставит их пошевеливаться. Судя по твоему виду, те приходилось управлять сборщиками хлопка. — От удивления, что на самом деле скрывается за вакансией «погонщик», я пропустил этот сомнительный комплимент мимо ушей. — Откуда ты и как тя зовут?
— Том Арнольд, — ответил я, — из Техаса, как раз возвращаюсь домой.