Флейта Аарона. Рассказы
Шрифт:
На диване, вблизи Аарона, сидела маркиза Дель-Toppe, американка из южных штатов, прожившая почти всю свою жизнь в Европе. Ей было под сорок; она была красива, прекрасно одета и, — среди суеты этого сборища — совершенно спокойна. Было заметно, что она находится у Алджи на ролях львицы. Она ничего не ела, потягивала свой чай и молчала. Она казалась грустной, может быть, даже нездоровой. Глаза у нее были печальные. Но она была тщательно подтянута, элегантно и просто одета. И сидя так, — полногрудая, грустная, витающая где-то, она напоминала Аарону
Ее муж, маркиз, был маленький, крепкий итальянец, в защитной форме кавалерийского полковника, в кожаных крагах на ногах. У него были голубые глаза, коротко остриженные, темные волосы. Голова была жесткой, военной. Его легко было бы принять за австрийца или немца, если бы не итальянская живость и склонность к гримасе во всем облике. Он скорее походил на гнома, — не безобразного, но странного.
Аарон молчал, не зная, с чего начать. Но он остро чувствовал присутствие сидящей около него женщины, чувствовал ее руку близко от своей. Она закурила, упорно-молчаливо, как бы отсутствуя, с какой-то тенью на темных приподнятых бровях. У нее были темные волосы, но с мягким коричневым оттенком, а кожа нежная и светлая. Грудь ее, должно быть, была мраморно-белой. Почему эта мысль пришла Аарону, — он никогда в жизни не смог бы этого объяснить.
Манфреди, ее муж, вращал своими голубыми глазами, гримасничал и смеялся со стариком Ланти. Но было заметно, что внимание его было обращено в другую сторону, — в сторону жены. Аарону надоело стоять с чашкой, он поставил ее и молча повернулся на свое место. Совершенно неожиданно для него маленький маркиз выхватил свой портсигар и, отвесив учтивый поклон, протянул ему.
— Вы не курите?
— Благодарю вас, — ответил Аарон.
— Здесь турецкие, а с этой стороны — венгерские.
— Спасибо, я возьму турецкую, — сказал Аарон.
Маленький офицер захлопнул свой портсигар и предложил спичку.
— Вы впервые во Флоренции? — продолжал он.
— Всего четыре дня, — ответил Аарон.
— Я слышал, вы имеете отношение к музыке?
— Я только играю на флейте.
— Да, но зато вы играете, как артист, а не как любитель.
— Откуда вы это знаете? — засмеялся Аарон.
— Мне сказали, и я этому верю.
— Очень мило с вашей стороны. Но ведь и вы музыкант?
— Да, мы оба музыканты — жена и я. — Манфреди взглянул на свою жену. Она стряхивала пепел с папиросы.
— Какие? — спросил Аарон.
— Что вы имеете при этом в виду? Конечно, дилетанты.
— Нет, я подразумеваю инструмент. Рояль?
— Да, рояль. Жена, кроме того, поет. Но мы уже давно не упражнялись. Я четыре года пробыл на войне, наша квартира была в Риме. Жена часто бывала в Париже, не хотела оставаться одна в Италии. Итак, вы видите, все проходит, уходит!
— Да, — сказал Аарон. — Но ведь вы снова возьметесь за свое искусство?
— Мы уже начали. По субботам у нас бывают музыкальные утра. В ближайшую субботу — струнный квартет и соло на скрипке. Будет играть
— Да.
— Вы ничего не будете иметь против того, чтобы прийти послушать?
— Будет страшно мило с вашей стороны, если вы придете, — сказала вдруг его жена совершенно просто и естественно.
— Я буду очень рад.
— Смотрите, приходите.
Пока они так беседовали, к ним подошел Алджи.
— Ну как, маркиза, можем мы надеяться хоть на один романс?
— Нет, я не пою больше, — прозвучал медлительный, контральтовый голос.
— Да, — сказал Манфреди, — она не хочет, хотя отлично могла бы петь. Таков ее каприз.
— Боже мой! Боже мой! — воскликнул Алджи. — Вот еще новое несчастье в списке наших бедствий. Но… но… неужели никто из нас не сможет переубедить вас? — улыбнулся он ласково и патетически, с особым выражением в глазах.
— Не знаю, — ответила она. — Что будет, то будет.
— Может быть… — И тут миниатюрный хозяин повернулся в сторону Аарона: — может быть, мистер Сиссон, ваша флейта выманит из птички ее звуки? Знаете, как дрозд, вызывающий другого на состязание! Не считаете ли вы это вероятным?
— Право не знаю, — ответил Аарон.
— Вот видите, может быть, вы сделаете чудо, мистер Сиссон. Не сыграете ли вы нам?
— Я тоже прошу вас, — поддержала его маркиза. — Флейта — один из любимейших моих инструментов.
— Очень жалею, что я не принес ее с собою, — мне не хотелось идти в гости с футляром.
— Как жаль, что она не помещается в вашем кармане, — сказал Алджи. — Увы! Сколько разочарований. Я никогда еще так остро не чувствовал, что наша уютная жизнь в нашем уютном, старом мире рушится…
Гости начали расходиться. На лестнице Аарон очутился рядом с маркизой и ее мужем. У самого выхода маркиз спросил жену:
— Как мы поедем, дорогая, на трамвае или в экипаже? — Видно было, что он бережлив.
— Пешком, — ответила она, взглянув через плечо на Аарона. — Нам с вами, кажется, по дороге? — И все трое направились через город.
— Ты уверена, что это будет не слишком утомительно для тебя? — спросил маленький офицер, покровительственно взяв свою жену под руку. Она была выше его, но он не смущался этим.
— Нет, мне приятно пройтись.
— Да, если только потом не придется расплачиваться за это.
Из этого диалога Аарон понял, что маркиза была не вполне здорова. По-видимому, она страдала какой-нибудь нервной болезнью, потому что глаза ее подергивались порой пеленой отчуждения от всего окружающего, что так характерно для невропатов.
В этот воскресный вечер улицы Флоренции были запружены толпами прогуливающихся солдат в серо-зеленой форме. Наши спутники с трудом пробивали себе дорогу. Маркизу ежеминутно приходилось прикладывать руку к кепи, отдавая честь. Серо-зеленые, грубые, похожие больше на мужиков, чем на военных, солдаты слишком откровенно провожали маркизу глазами.