Флейта бодрости
Шрифт:
Один Баренц не падал духом. Он не останавливался ни перед чем, чтобы внушить бодрость спутникам. Он часто брал флейту и принимался наигрывать на ней веселые голландские песенки. Он играл до тех пор, пока на помертвелых, поблекших без солнца лицах матросов не выдавливались улыбки.
„Флейта бодрости“ хранится сейчас в музее города Гааги. Китобой Эльдинг Карлсен нашел ее в покинутом зимовье. Он привез ее в Голландию как память о том, чье тело третью сотню лет лежит под тяжелыми валунами Ледяного мыса…
10. Паша Петров „слушает“ море Баренца
Седая мгла опять спустила свои шторы над бушующим морем. Туман везде: в кубрике, в трюме.
Радужные круги не обманули Журавлева: ветер полоснул вскоре после того как, обогнув мыс Лилье, ледокол вышел из Белужьей губы океана.
Чашки, чайники и тарелки, как живые, помчались по столу. Превращенные в груду осколков, они игриво бегали за скамейкой от борта. Сквозь закрытые иллюминаторы [38] с шипением брызгали струи ударяющихся в них валов. Волны дубинами били о борт. Началась бортовая качка. Выброшенный одним из ударов с верней койки, Африкан Земский кинулся ловить медные чайники, игравшие в пятнашки со скамейкой.
38
Иллюминаторы — круглые окна в бортах корабля.
— Вот весело-то, — сердито топорщил он серебро своих бакенбард.
Едва Африкан настигал медные чайники, — палуба кренилась и, весело подпрыгивая, они удирали в противоположный угол. Такая игра продолжалась около получаса. Привязав, наконец, чайники к железному столбу посреди стола, Африкан залез на нару. Его лоб покрывала мелкая испарина: штормовые пятнашки — невеселая игра.
Африкан Земский плавает путями Баренца. Африкан Земский — „полярный плотник“. Есть и такие. Его топор стучал во всех становищах Новой Земли. На борту уходящего в первый рейс на остров ледокола вы непременно увидите худенького старика с седыми бакенбардами. Это — Африкан Земский. Ему 60 лет. Но когда инженер Ильяшевич, строивший дома для Франца-Иосифа, спросил: — „поедешь на Архипелаг“? — Африкан ответил:
— Топору Африкана все равно, где работать. Африкану — тоже. Африкан — плотник.
— Сейгод на Франца и Северную съезжу. Так. В будущем году — на Мыс Желания. Убеко там рацию [39] ставит.
Африкан Земский — полярный плотник.
Туман, туман.
— Якорь ест грунт. [40]
Монотонный крик этот доносится время от времени до спардека сквозь туман. Только он — этот крик — говорит, что на баке стоит вахтенный матрос. Вахтенный „слушает“ якорь. Грохот якоря дает знать, что здесь мелко. Вблизи — берега. Мы идем со спущенным якорем, — в тумане легко напороться на подводные скалы.
39
Убеко — управление по обеспечению безопасности кораблевождения в морях. Рация — сокращенное название радиостанции.
40
„Якорь ест грунт“ — якорь задевает дно.
Сейчас якорь „слушает“ молодой краснофлотец Паша Петров. Он выдвинут в полярную экспедицию комсомольцами Балтфлота. С широких полей его зюйд-вестки, как с крыши, хлещет вода. „Седов“ принимает волну.
Нос ледокола поминутно зарывается в валах. Через каждые две-три минуты добрых два десятка бочек тяжелой зеленой воды, обрушившись на бок, вскипают пеной вокруг Петрова. „Седов“ поднимается на дыбы, срезанный гребень волны водопадами срывается с бортов. Но в следующее мгновение палуба бака вновь уходит из под ног. Петров хватается за борт.
Бешеная слюна стремительно надвигающейся живой зеленой стены виснет всего в десяти саженях.
— О, чорт, — шумно, как морж, вздыхает Петров, выплевывая горькую морскую воду: — Ну и вахта!
Нелегко „слушать“ море Баренца.
11. Следопыты морских глубин.
„Я видел, как в черной путине кипят,
В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей — однозуб.
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный — гиена морская“.
— На горизонте судно!
Это было у Мыса Желания, — самого северного мыса Новой Земли. Красивая и небольшая двухмачтовая шхуна ныряла в зеленых валах.
— Да это „Персей“, — узнает матрос Козырев.
Он плавал раньше на нем.
Предстоит интересная морская встреча. „Персей“ — первое советское судно, вышедшее в Арктику. Это было в 1919 году. Был голод. Страну Советов раздирали войска интервентов. Несмотря на это, „Персей“, по специальному приказанию Ленина, вышел в Ледовитый океан.
Сейчас „Персей“ изучает морские глубины с целью узнать причины движения миллионных стай трески из одного конца Баренцова моря в другой.
— Куда идете? — кричит в рупор вахтенный штурман.
— До кромки льдов, вдоль них пойдем к Шпицбергену, — отвечает в упор капитан „Персея“. Изучаем причины миграции [41] пикши и трески.
Нырявшие в волнах сувоя у Канинского полуострова, траулеры должны заранее знать, где в этом году можно взять хороший улов. Я ездил на шлюпке на остановившийся рядом „Персей“. „Персей“ вооружен множеством остроумных приборов для изучения моря.
41
Миграция — так называют в биологии переселения, перекочевки животных из одной географической области в другую.
При мне на „Персее“ вытащили из глубины моря особо приспособленным тралом массу интересных морских животных.
Чего только тут не было!
Кусочки желтого мха — мшанки. Серо-зеленые колючие шары — морские ежики, черные морские огурцы-голотурии. Красные и желтые морские звезды. Маленькие осьминоги двигали своими щупальцами. Осьминогов окружали прозрачные разноцветные медузы. Со дна тралового мешка вывалилась груда мелких рачков и других существ. Выпало несколько „морских ангелочков“ с похожими на крылья отросточками на спинах длинного тельца. Рядом шевелились мохнатыми ножками умирающие офиурии или, как их называют, змеезвезды.
Морская фауна.
Вахтенный штурман „Персея“ потянул ручку сирены — пронесся пронзительный свистящий хрип. „Персей“ прощался с „Седовым“.
Спустившись по штормтрапу, мы сели в шлюпку.
— Счастливого пути на Шпицберген, — взмахнул кепи Козырев своим старым товарищам.
Протяжно гудя, „Персей“ повернулся к „Седову“ кормой.
— Счастливого пути, следопыты морских глубин!
— Сча-стли-вого!…