Флибустьер. Вест-Индия
Шрифт:
– Ау… чего? – Лоб Кука пересекли морщины.
– Аудиенцию. Это значит, что завтра, желательно часиков в десять, я хотел бы повидаться с де Кюсси.
– Так бы и сказал, – буркнул шотландец, кивая Эрику, младшему из скандинавов. – Ящик возьми, моча черепашья! И тащи осторожнее!
Четверо пиратов удалились, вздымая сапогами пыль.
Серов повернулся к таверне старого Пью, что притулилась у подножия утеса. Согласно прежним его планам, они должны были убраться за город, чтобы не маячить у всех на виду, и там, в какой-нибудь рощице, ждать темноты и ночи. Но всякий план полезно скорректировать, сообразуясь с обстоятельствами.
Готовая штаб-квартира, решил Серов и, взяв Шейлу под ручку, повел ее к перегородке, что отделяла заведение папаши Пью от улицы. Тегг, приволакивая раненую ногу, двинулся за ними.
Смеркалось. Сумрак наползал на остров с моря, поглощая застывшие на рейде корабли, белую ленту прибоя у бревен пристаней и молчаливую набережную. Вечерние тени вздымались все выше и выше, прятали затихший город дом за домом, ярус за ярусом, скрывали деревья, узкие извилистые улицы, заросшие цветущим кустарником дворы, пока не добрались до казармы и губернаторской резиденции. Там вспыхнули огни, и, словно повинуясь этому сигналу, со стен форта ударила пушка.
– Вечерняя смена караула, – заметил Тегг. – Они стреляют в двенадцать и в шесть пополудни.
– Самое время глотку промочить, чтобы не заржавела, – молвил Страх Божий, алчно нюхая воздух.
– Хр-р… Хоррошая мысль, – проскрежетал Хрипатый.
– Заодно новости узнаем, – добавил Кактус Джо.
Серов кивнул, и они ввалились в заведение.
Там было пусто, сумрачно и тихо, даже все потаскушки куда-то исчезли. Папаша Пью клевал носом за стойкой, со стен свисали подвешенные на абордажных крючьях фонари, и только на крайнем из трех столов виднелись остатки недавнего пиршества – кружки, кувшин и обглоданные свиные ребра. Под столом кто-то спал, вытянув ноги в огромных грязных сапогах и наполняя помещение могучим храпом. Старый Пью тоже, видимо, был под хмельком: заслышав шаги посетителей, он сполз физиономией на стойку, приоткрыл один глаз и промычал:
– Кхда м-мы с М-морганом брали Ммарак-кайбо…
Кактус Джо и Рик Бразилец, тащившие сундук, с грохотом опустили его на пол. Шейла села на лавку за средним столом, расстегнула пояс с пистолетами и, поглядев на Пью, заметила:
– Кажется, с новостями придется обождать. И c выпивкой тоже.
Но Хрипатый Боб уже двинулся к стойке, а за ним, как три верблюда к роднику, устремились Рик, Джо и Страх Божий.
– Наливай, козел недор-резанный! – рявкнул Боб.
– С-счас, – отозвался папаша Пью, вытянул руку к большой трехгаллонной бутыли и замер, точно изваяние. Затем плавно и бесшумно соскользнул под стойку.
Сплюнув на пол, Хрипатый ухватил бутыль.
– Без тебя обойдемся, кр-рыса! Хр-р… Стр-рах, кр-ружки пр-рихвати!
– Для меня – воду с лимоном, – сказала Шейла, и Рик, оттащив старого Пью в угол, начал шарить среди бочек и корзин.
Серов, опустившись на скамейку рядом с девушкой, осмотрел тонувший в полумраке зал. Есть что вспомнить, мелькнула мысль, уже есть, хотя и пробыл в этой реальности едва ли больше семи месяцев. Тортуга – прямо дом родной, Бас-Тер – столичный град, а это заведение знакомо, как ресторанчик на старом Арбате, куда он захаживал временами… Даже памятней, чем тот ресторан – в нем царили тишь да благодать, а тут он пил с подельниками на первую зарплату и дрался с Баском и молодцами с «Грома». Славная схватка,
Он усмехнулся, подумав, что в Европе бушует Война за испанское наследство, а здесь, на Тортуге, начинается другая: за руку и наследство мисс Шейлы Джин Амалии. Можно сказать, уже началась, десант на берег высажен… Еще немного, и зазвенят клинки, грохнут выстрелы, хрустнут кости, польется кровь из ран…
Его соратники пили, не слишком заботясь о своих костях, будущих ранах и завтрашнем дне. В этой компании он был единственным стратегом. И, как у всякого приличного стратега, у него был план.
– Тихо в городе, – сказал Сэмсон Тегг. – Не черная ли смерть [88] у них гостит? А может, холера? Дьявол! Такое, говорят, случилось лет тридцать назад на Барбадосе, когда пришел корабль с чумными крысами из Плимута. Порт закрыли, на берег никто не съезжал, и всюду повесили черные флаги…
– Спаси нас от этого господь! – Шейла вздрогнула и перекрестилась.
Кактус Джо покачал головой:
– Флагов-то нигде не видно. И потом, когда чума, трупы жгут, и вонь стоит такая, что святые угодники задохнутся.
– Жгут, пр-равильно, – согласился Хрипатый. – От них, от дохляков, вся хвор-рь! Хр-р… Нужно смолой обливать и жечь, а то неупокоенные души начнут сосать живых и пор-ртить кр-ровь. Так мне один испанский патер-р говор-рил… еще пугал чумным пр-роклятием… – Он вдруг расхохотался, словно ударили в жесть молотком. – А я его все одно зар-резал!
– Жгут, когда покойников много, – рассудительно заметил Тегг. – А если чума началась, но никто еще костылей не отбросил, так и жечь некого. Все по домам сидят и пьют. Джин да ром – первое средство от всяких недугов.
– Наверное, так, – кивнул Страх Божий и, ополовинив кружку, с горечью вздохнул: – Был бы жив наш лекарь, объяснил бы, что к чему, а то сиди и гадай… Может, – он покосился на ноги, торчавшие из-под соседнего стола, – может, этот хрен подох, и пакостная его душонка уже выбирает, в кого из нас вцепиться.
– Хр-р… Так в чем дело? – произнес Хрипатый Боб. – Надо сжечь зар-разу!
– Вместе с кабаком и старым Пью, – поддержал Кактус Джо. – Он, гад, пойло разбавляет! А это грех похуже чумы!
И правда ведь, сожгут! – забеспокоился Серов, подумав, что костер под самой крепостью совсем уж ни к чему. Как минимум, в форте насторожатся, заметив пламя, а в максимальном варианте сгорит половина города, а то и весь Бас-Тер. Он привстал, собираясь сказать об этом, но тут упала скамья и под столом зашевелились.
– Э, да там кто-то еще есть! – промолвил Тегг и щелкнул курком пистолета. – Ну-ка вылезай, ублюдок! Я тебе дырку в башке проделаю!
– Не стреляйте, братцы! – раздался знакомый голос, и из-под стола показалась рожа Мортимера. Был он грязен и растрепан, штаны и рубаха в пыли, в волосах застрял какой-то мусор, и взор слегка мутноват. Но, как заметил Серов, сапог он еще не лишился. Другая пара – те, что торчали в проходе, как два неподвижных бревна, – принадлежала, несомненно, Хенку.