Флинкс на планете джунглей
Шрифт:
От ярчайшей белой вспышки Флинкс ослеп. Солдаты закричали от страха и боли. Флинкс принялся мигать, но зрение не возвращалось.
Чьи-то пальцы сжали его руку:
— Плохо, что остальные солдаты смотрели в другую сторону, — прошептала Тил.
— Я ничего не вижу!
— Тс-с! Зрение восстановится.
Флинкс заставил себя сидеть спокойно, прислушиваясь к тому, что творилось вокруг. Понюхавший цветок солдат заходился криком и тер невидящие глаза. Шатаясь, точно пьяный, он подошел к самому краю ветви, оступился и полетел в черную пустоту. Очень скоро
Стоя цепочкой на краю ветви, его товарищи, которые не пострадали от вспышки, светили фонариками в сырую глубину леса.
— Чорсевазин, ты жив? — закричал кто-то из них.
— Ответь нам! — попросил другой.
Тишина. Сколько ни шарили они по зарослям лучами фонарей, найти тело своего незадачливого соратника так и не смогли.
Зрение между тем вернулось к Флинксу, хотя перед глазами все еще танцевали белые пятнышки.
— Что случилось?
— Цветок неглазей не любит, когда его беспокоят. Лесной мир чужих не жалует, и ночыо он суровее, чем днем. Чтобы привлекать насекомых к своему нектару, неглазей довольно ярко светится. Однако этот свет также привлекает тех, кто может съесть неглазей, польстившись на его нектар. Если прикоснуться к цветку не так, как надо, он может ослепить. — Тил склонилась над краем ветви, вглядываясь в бездонную пропасть.
Флинкс с огромным облегчением понял, что уже в состоянии различать силуэты. Окажись он на пару метров ближе к цветку, вспышка ослепила бы его надолго. Лицо несчастного Чорсевазина находилось всего в нескольких сантиметрах от цветка; наверно, вспышка не только лишила его зрения, но и причинила сильную боль.
В результате конвой сократился до восьми а-аннов.
Граф Каавакс ЛИД, почетный слуга его Высокочтимого и Сиятельного Величества императора Моека VI, в ярости повернулся к своей растерянной свите:
— Слушайте меня, вы все! Начиная с этого момента, какие бы прелестные растения не попались на пути — не прикасаться! Даже если мы набредем на драгоценное дерево кассеш — не прикасаться! Даже если обнаружим яму, полную похожих на жемчуг семян зисзаи — не прикасаться. Даже если будем проходить мимо целой груды драгоценных металлов и камней — не прикасаться. Не смейте дотрагиваться ни до чего, понятно? Обойти, увернуться, перехитрить — вот что надо сделать. — Он вперил яростный взгляд в каждого по очереди. — Даже если то, что привлечет ваше внимание, покажется таким же безобидным, как раковина лиеф, лежащая в песках нашей родной планеты, вы пройдете мимо!
Смущенные солдаты лишь бормотали в ответ что-то неразборчивое.
После разноса все вернулись на прежние места. Те, кто сидел рядом с Чорсевазином перед его гибелью, кипели гневом и как будто были готовы сразиться с кем или чем угодно, даже с дождем. Флинкс, Тил и дети снова устроились под импровизированным навесом.
— Им ни за что не добраться, куда они хотят, — уверенно заявила Тил. — Ты же видишь, лес не спускает с них глаз.
— Не стоит недооценивать их, — ответил Флинкс. — Да, этот бедняга Чорсевазин сделал глупость. Однако а-анны славятся тем, что не повторяют ошибок. Я знаю эту расу. Они очень целеустремленные и упрямые, и своего добиваются во что бы то ни стало. К тому же они умны и решительны. Чем выше а-анн по званию, тем он храбрее.
— И тупее, — хмыкнул Двелл.
Это был его мир, и мальчик чувствовал себя тут свободно, все время оставаясь настороже.
— Тот, с кем я разговаривал, занимает высокое положение в а-аннском обществе, — продолжал Флинкс. — Если он не выполнит свою задачу, не доставит меня к начальству, то потеряет лицо.
— Что значит — потеряет лицо? — спросила Кисс, растирая по личику дождевые струи. — Разве оно у него накладное?
Флинкс ласково улыбнулся девочке:
— Ты даже не представляешь, малышка, насколько права. — Он посмотрел на Тил: — Помнишь? Он сказал, что ты ответственна за их благополучное возвращение на место посадки. Если он потеряет много солдат, то винить будет тебя.
— Как можно винить меня в том, что от меня не зависит? — пожала плечами Тил. — Я веду их тем путем, какой выбрал он сам. Гибель его спутников ляжет целиком на его совесть.
— Это понятно, но ведь он рассчитывает, что ты будешь предостерегать а-аннов о любой опасности. Не выводи его из себя. С него станется убить кого-нибудь из детей — просто для того, чтобы преподать тебе урок.
Тил обняла дочку:
— Этого не случится, Флинкс. Лес доберется до них раньше.
— А если нет? — Такая возможность страшила его. — Что произойдет, если эти а-анны — а они очень хорошо подготовлены, поверь мне! — все выдержат и доставят нас к месту своей посадки? Не кругами же их водить, тем более что у Каавакса и некоторых солдат есть путеводы?
— Не знаю, Флинкс. Мне ясно одно: я должна сделать все возможное, чтобы спасти детей. Собственная судьба меня мало волнует. — Она наклонилась к нему: — Еще не все потеряно, Флинкс. Ты упускаешь из виду кое-что очень важное.
— Нет, я помню о них, только не понимаю, почему они медлят.
Вода стекала с его рыжих волос под воротник, на спину. Он ерзал, напрасно пытаясь спрятаться от холодных струй.
Те, о ком шла речь, находились совсем неподалеку, хотя Флинкс и не чувствовал этого.
Густой зеленый мех прекрасно защищал фуркотов от дождя.
— Посмотри на них, — сказал Мумадим Саалахану. — Нет, ты только посмотри на них! Пережидают ночь на открытом месте. Они даже тупее, чем этот странный человек по имени Флинкс.
— Они не люди, — с важным видом отозвался Саалахан. — Одно дело — не знать ничего, и совсем другое — не интересоваться.
Сидящая рядом Туватем вглядывалась в ночной мрак. Фуркоты прекрасно видели в темноте, но даже им трудно было различить что-либо сквозь пелену дождя.
— Где Кисс? Я не вижу ее. — Кусты, в которых они прятались, зашуршали от беспокойных движений Тува-гем.
— С ней все в порядке, — ответил Саалахан — огромный черный силуэт на фоне мрака. — Они прячутся под листьями броробода.