Флинкс на планете джунглей

Фостер Алан Дин

Мумадим насмешливо фыркнул:

— Прячутся! Лучше бы занялись делом.

— Ты видел, как один нечеловек сунул лицо прямо в цветок неглазея? — У Туватем случившееся просто не укладывалось в голове. — Вот ведь тупица!

— Мертвый тупица, — заметил Мумадим. — Если и другие так же глупы, нам и вмешиваться не придется.

— Они не должны добраться до второй небесной лодки. — Сидя в развилке ветвей, Саалахан напоминал большой валун. — Они и не доберутся туда.

— Потому что слишком глупы, — согласился Мумадим. — Тем плохим небесным людям даже в голову не приходило, что мы были совсем рядом, в дупле прямо под веткой. Потом пришли эти странные нелюди и тоже не заметили нас, даже когда пожарные деревья убили их небесную лодку. — Он снова фыркнул: — Она умирала с таким грохотом! Я подумал, что нас вытряхнет из дупла.

— Теперь ты видишь: всегда лучше смотреть и ждать, что произойдет, а не вмешиваться сразу самим, — сказал Саалахан. — События и так развиваются, как надо.

Сверкнув зубами в серебристом лунном свете, он запрокинул голову, словно заметил наверху что-то интересное. На дождь он не обращал никакого внимания.

— Скоро все уснут.

— Может, не все? — усомнилась Туватем.

Большой фуркот потянулся, играя могучими мышцами.

— Может, и не все — если у них хватит ума оставить кого-нибудь караулить. Но это их все равно не спасет.

Глаза Мумадима вспыхнули в рассеянном свете:

— Что делать нам?

Саалахан задумчиво перевел взгляд с одного детеныша на другого.

— Оба вы еще совсем юнцы. Может, переждете в сторонке?

— С какой стати? — Мумадим встряхнулся, разбрызгивая капли дождя. — Они нелюди.

— Но умеют думать.

— Это не имеет значения, — Туватем вытерла морду влажной лапой. — Мы должны сделать все, чтобы с нашими людьми ничего плохого не случилось.

— Это касается Тил, Двелла и Кисс. А как быть с небесным человеком Флинксом? — спросил Саалахан. — За него мы не в ответе, а своего фуркота у него нет.

— Верно, нет у него фуркота. Кто поможет Флинксу, кто успокоит его? — Лапа Туватем замерла на морде. — Мне жаль его!

— Мы должны помочь и ему тоже, — заявил Мумадим.

Саалахан удивленно посмотрел на него:

— А мне казалось, он тебе не нравится.

— Поначалу так и было, потому что он мало походил на человека. Потом я решил, что он все же человек, хотя и глуповатый. Когда выяснилось, что он небесный человек, я едва не взбесился. Все мы слышали о том, как небесные люди приходили в прошлый раз. Однако он добрый. Он быстро учится и помогает нашим людям. Тот, кто помогает моему человеку, — мой друг.

Саалахан понимающе улыбнулся:

— Флинкс не единственный, кто многому научился за эти последние дни. Учиться полезно всем, в том числе и фуркотам.

Мумадим смущенно отвернулся:

— Я просто сказал, что мы должны помочь и ему.

— Так и сделаем. — Большой фуркот нахмурил все три брови. — Так будет… правильно.

— Как это грустно — прожить целую жизнь без собственного фуркота! — все никак не могла успокоиться Туватем. — Даже представить страшно, что было бы со мной, если бы Кисс внезапно исчезла.

— Я чувствую то же самое в отношении Двелла, но стараюсь не думать об этом. — Мумадим поскреб подбородок когтями, способными оцарапать металл.

— Я как-то слышал слова шамана Пондера о человеке и фуркоте, — вспомнил Саалахан. — Он сказал, что в этой паре действующая сила — человек.

Мумадим фыркнул:

— Так пусть же наконец наши люди начинают действовать! Мне надоело мокнуть под дождем.

— Терпение, друг мой.

Стараясь как можно меньше шуметь, могучий фуркот устроился поудобнее среди ветвей. Оба младших последовали его примеру. Под проливным дождем три замерших фуркота были похожи на сучья исполинского дерева.

***

Та часть Татрасасипы ККВРТЛ, которая продолжала спать, получала от жизни больше удовольствия, чем проснувшаяся. Растормошенный своим предшественником, он сидел в небольшом отдалении от своих товарищей. Дежурить ему оставалось еще больше часа. Прохладная вода стекала с форменного капюшона, струилась по рукам, коленям и хвосту. Как ни натягивал Татрасасипа капюшон, вода, пусть и понемногу, сочилась под костюм и, главное, отравляла настроение.

Раздраженный и усталый, он то и дело стирал воду с лица. Может, скорчиться в три погибели? Но тогда ухудшится обзор, и проклятый лес обязательно этим воспользуется и нанесет удар. «Какой еще удар? — пробормотал часовой себе под нос. — Дождь, мокрые растения — больше тут и нет ничего. Никто не ходит, не летает, не плавает. Все твари прячутся в уютных дуплах, щелях и норах, в отличие от нас и от пленников, скорчившихся на узкой ветке под открытым небом. Может, стратегически в этом и есть смысл, но тактически это не ночевка, а сущий ад».

Вспомнился свой уголок в кубрике корабля — лежанка из прекрасного желтого песка всегда подогрета, всегда суха. Как ему надоела эта сырость! Будет чем похвастаться, когда рептилоиды вместе со своим странным пленником доберутся до корабля. Никак не взять в толк, почему так важны этот молодой человек и его судно; и уж совсем загадка, в чем тут интерес самого графа. На его месте Татрасасипа перестрелял бы всех людей, и дело с концом.

Осталось меньше часа. Потом он сдаст пост Крескес-канви и проспит до утра, растянувшись на ветви. Пусть и другие помучаются.

Он знал, что на конце ветви караулит Масмарулиал. Между ними расположились все остальные. Если повезет, через несколько дней они вернутся к стоянке шаттла. И тогда — больше никаких ночных дозоров. Только блаженная сухость и обещанное повышение в звании.

Опершись грудью на колени, он взял ружье поудобнее. Хвост беспокойно хлестал, смахивая воду. Когда вокруг почти ничего не видно, а слышна только несмолкающая барабанная дробь дождя, время тянется невыносимо медленно.

Хорошо хоть, что здесь, в глубине леса, ветер почти не ощущается и дождевые струи падают отвесно вниз. Какие-то крошечные светящиеся твари ползали и порхали в ночном мраке, время от времени пожирая друг друга.