Флорентийская голова (сборник)
Шрифт:
Теперь в моём облике почти всё встало на свои места; про Алёнину ревность я уже позабыл, меня беспокоило другое — стоит ли надеть ещё свитер или кофту с длинными рукавами, или сойдёт и так. Поборов лень — ведь предстояло снимать кимоно-халат с его ужасным поясом — я надел таки неопределённого цвета старый свитер с горлом. Взял в руки мою старую рейсшину, которая почему-то оказалась в платяном шкафу, повернул одну из планок поперечной перекладины на девяносто градусов, взялся за неё, как за рукоять меча, взглянул в зеркало на то, что получилось, и…
Ну да, вот так (ну, или почти так) я и выглядел в образе валета пик, министра без портфеля, Кривелло в школьном спектакле по мотивам пьесы Михалкова
«Боже мой, когда же это было? — подумал я, любуясь собой, — классе в шестом, наверное… нет, скорее, в пятом. Главного героя, мальчика Андрюшу, играл лидер нашего класса — Паша Зайков, принца Чихалью — Вася Мельников, шахматного короля — Игорь Потапов, Патисоне, министра с портфелем — Мишка Миронов, Двуличе, даму треф — любовь моя незабвенная, Светка Гончарова…»
При мысли о Светке я замер. Что-то было не так, или, не совсем так.
Я закрыл глаза и попытался вспомнить сцену актового зала, на которой разворачивалось действие. Сначала я увидел дощатый пол и занавес изнутри, а после один за другим стали появляться маленькие актёры: Пашка, Андрюха, Светка… С этим, слава богу, всё было хорошо, а вот с вызыванием из памяти того, что было у нас со Светкой года через четыре и далее, возникли проблемы. Нет, память мне не отшибло, просто я с удивлением, переходящим в ужас, осознал, что воспоминания о моём романе с ней не то что бы стёрлись, но как-то полиняли до прозрачности, будто случилось это не со мной, а обо всём об этом давным-давно рассказали мне добрые люди, или я это в кино увидел, или, хуже того, сам себе напридумывал. Зато образовались новые, яркие воспоминания, моих отношений с Настей Морозовой из «Б» класса, да с такими подробностями…
Дверь в комнату открылась, и я увидел в зеркале отражение удивлённого лица моей жены.
— Издеваешься, да? — крикнула Алёна и снова убежала на кухню.
8. Вам письмо
Есть такой закон: стоит на каких-то три рабочих дня выпасть из производственного процесса, как в конторе за это время обязательно произойдут самые невероятные, самые запоминающиеся и самые пикантные события, о которых потом только и будут говорить, говорить, говорить…
Именно так и произошло, пока я в компании головных тараканов отдыхал дома после падения на лёд перед «Электроникой».
В хронологическом порядке:
— Света Воробьёва из управления договоров объявила о том, что выходит замуж за Лёшу Стифутина из ПДУ, и соответственно, не выходит за Сашу Кокарева из УТС — это всё были слухи;
— у Дениса Егорова из нашего отдела со служебной стоянки угнали новенькую Тайоту «Авенсис», и он, Егоров, потом громко и прилюдно ругался на охрану матом;
— Валя Бабынина застукала безымянную молодую уборщицу сидящей с задранным до пояса халатом на столе у начальника департамента комплектации, обвивая ногами туловище самого начальника департамента комплектации, что вызвало шок и непонимание всех сотрудников компании;
— и, наконец, на моём служебном столе обнаружилось очень странное письмо, адресованное лично мне.
Я обозвал это письмо «очень странным», поскольку странностей в нём было несколько. Первая и самая главная заключалась, прежде всего, в самом факте его существования, поскольку за всё время работы в компании мне ни разу не приходило никаких писем. Второй было то, что на нём отсутствовал обратный адрес,
Внутри обнаружился сложенный пополам лист из тетради «в клеточку». Текста было мало, всего две фразы, но зато какие: «Валя, привет! Последний раз спрашиваю, ты, правда, хочешь туда вернуться?» Всё остальное пространство листа занимало довольно умело нарисованное подмигивающее левым глазом женское лицо.
Мне стало несколько не по себе. Первым делом, я огляделся по сторонам, не смотрит ли кто ко мне через плечо, но нет, все мои коллеги, уткнувшись в свои компьютеры, делали вид, что работают. Тогда я чуть отъехал от стола на кресле и снова взглянул на лист. Женское лицо теперь не только подмигивало, но, кажется, ещё и улыбалось уголками рта.
Кто именно был изображён на рисунке, сомнений не вызывало. Те же глаза, и улыбка та же. Только причёска была другой — такой, какие в восьмидесятые называли: «взрыв на макаронной фабрике». Я смотрел на Женин портрет долго, минут пять, а, может и больше, пока за моей спиной ни возник тот самый Денис Егоров, у которого, как было указано выше, со служебной стоянки угнали машину.
— Валь, кто это? — спросил он.
— Так, один знакомый пошутил, — ответил я и свернул лист пополам.
Когда Денис ушёл, я опять развернул письмо. Женя теперь смотрела на меня с добродушной улыбкой, мол, знаю, знаю, дорогой, что с тобой такое происходит. Я и сам знал, что, только боялся себе в этом признаться.
Все эти дни я почти не думал о Жене, должно быть, потому, что воспоминания о ней были вытеснены последствиями моего утреннего приключения. И вот теперь её образ предстал перед моими глазами настолько яркой, полноцветной картинкой, что я испытал лёгкое головокружение. Затем мне вспомнился дождь, тёмный проспект Вернадского и на нём мы с Женей под одним зонтом. Сладко накрыло ощущение того самого момента, когда ещё ничего неизвестно, когда может выйти и так и эдак, и хорошо и плохо — главное не торопить время, не думать о том, как всё это закончится… Просто идти и наслаждаться каждым шагом рядом с ней, каждой секундой… И мы идём сквозь дождь, я держу её под руку… Я почувствовал холодный воздух, мокрые ботинки, Женину руку.
Телефон зазвонил громко и подло. В тот самый момент, когда я был менее всего к этому готов, по моей фантазии полосонула длинная телефонная очередь. Д-р-р-р-з-и-н-нь, и тот я, что был с Женей под одним зонтом, упал замертво на тротуар, а я второй, то есть, сидящий сейчас за рабочим столом, наоборот, вышел из комы. От неожиданности я даже подскочил в своём кресле. Коллеги повернули свои головы в мою сторону и озабоченно ими покачали.
Звонила Алёна, узнать, как я себя чувствую. Я сказал, что удовлетворительно, но спина ещё побаливает. Алёна сказала, что это хондроз, и надо непременно ещё раз сходить ко врачу. Я согласился. Потом она спросила, не забыл ли я, что у Сорокиных скоро годовщина свадьбы, и я ответил, что прекрасно всё помню, хотя, разумеется, давно обо всём забыл. Дальше Алёна сказала, что уже присмотрела в «Панораме» для них подарок, японскую фарфоровую менажницу, и что в пятницу собирается за ней поехать, и если я захочу, то могу составить ей компанию, потому что Сорокины, в первую очередь, мои родственники, а уже во вторую, её друзья. Я согласился и записал в ежедневнике на пятницу поездку в «Панораму».