Фобология
Шрифт:
Из кареты выглянула Вера Аникеевна.
– Ну что тут у вас?
– Постоялый двор, – тупо ответил ей Вадим.
Он подал руку жене и помог ей спуститься.
Тем временем открылась дверь сруба, и на крыльце показался полный лысеющий господин. На нём был чистенький передник и нарукавники. Вид незнакомец имел весьма отталкивающий: маленькие глазки, на одном из них бельмо, слащавая улыбка на губах. Он оглядел пришельцев и поспешил к ним.
– Вечер добрый, почтенные гости! Это постоялый двор «У Шпака». Я Шпак. Рад приветствовать!
– Доброй ночи! – приветствовал его Вадим. – Нам бы карету поправить.
– Вот как? А что с ней?
– Дык, я же ж и говорю – ось треснула! – пустился в разъяснения Остап. – Того и гляди развалится к хренам.
Шпак с задумчивым видом обошёл экипаж. Потёр подбородок, попинал колесо.
– Которая?
– Задняя.
Шпак обошёл карету с другой стороны. Попинал заднее колесо. Хмыкнул и задумчиво почесал бороду.
– Очень жаль, господа… И дамы. Мои работники намедни упились вдрызг. Друга поминали, сорок дней сегодня. Остались только прислужницы, но от них, как вы понимаете, толку здесь не будет. Оставайтесь до утра, с таким колесом ехать нельзя.
– Никак нельзя! – торопливо закивал извозчик.
– У нас самая лучшая комната как раз свободна сегодня, не иначе вас дожидалась! А наутро работнички проспятся, изладим всё в лучшем виде! Лучше, чем у нас, вам на сто вёрст вокруг никто не сделает.
– Время позднее, – произнёс Вадим. – Но нам нужна горячая ванна и добрый ужин. Это возможно?
– Всенепременно, господин! И ванна, и ужин, и чего только не пожелаете – всё будет. Клянусь вам! Уезжать не захотите.
– Хм, – задумался Вадим Никифорович.
– Слава богу, что мы встретили вас, господин Шпак! – выпалила Мэри, без посторонней помощи выбираясь из кареты.
Сам Шпак почему-то едва заметно поморщился.
От холода руки и плечи мигом покрылись гусиной кожей. Девушка набросила на плечи пелерину и, подобрав юбки, решительно двинула к постоялому двору. Вера Аникеевна бросила на мужа короткий взгляд и поспешила за дочерью.
Кони тревожно ржали, как белены объелись: не иначе всё ещё чуяли волков.
– Хорошо, – кивнул Вадим. – Мы остаёмся. Остап, распрягай лошадей и накорми как следует. Господин Шпак…
– Сей же час всё покажу! У нас корыта полны и просом, и овсом – только выбирай. Водицы тоже вдосталь. Правильно решили остаться, господин…
– Шубин. Вадим Никифорович.
– Исключительно верно, Вадим Никифорович!
Шпак усадил Шубиных за квадратный стол у очага, чтобы промёрзшие гости могли отогреться с дороги. Всего в помещении находилось около двух дюжин столов разного размера. Каждый был накрыт белоснежной скатертью. За двумя столами подальше ужинало несколько постояльцев. Горели свечи.
Пол на постоялом дворе был соломенный, и в нём постоянно кто-то копошился.
– У вас мыши, господин Шпак? – строго спросил Вадим, и Мэри поёжилась.
Дворник уставился на
– Простите?
– Я говорю, что у вас в соломе шуршит? Мыши?
Глаза Шпака полезли на лоб, а сам хозяин заведения густо покраснел. Он обернулся к компании за другим столом и громко спросил:
– Господа, не замечали ли вы, чтобы у меня кто-то копошился в соломе?
Ему ответил нестройный гул голосов, дескать, нет, ничего подобного.
– Вы что же, – рассердился Вадим, – за дурака меня держите?
– Вы устали, Вадим Никифорович. С дороги всякое может послышаться.
Шубин закипел ещё сильнее и, если бы не его жена, высказал бы много всего интересного этому заносчивому типу, но Вера Аникеевна ласково накрыла ладонь мужа своей и что-то прошептала ему на ухо.
– Ноги моей больше не будет в этом богом забытом месте, – прохрипел он и отвернулся от хозяина.
Мэри впервые оказалась на постоялом дворе и теперь удивлённо осматривалась. На первый взгляд заведение с непритязательным названием «У Шпака» казалось вполне уютным: тёплое освещение от свечей и очага, улыбчивые служанки в чистых передничках, белоснежные скатерти, тепло… Но чем пристальнее девушка смотрела, тем сильнее тревожилась.
Там, в тёмном углу, из соломы как будто бы торчала кость крупного животного. Но стоило только приглядеться – и она исчезла. На широкой трактирной стойке жирная багровая клякса, больше всего похожая на кровь. Однако Мэри лишь успела её заметить, как Шпак проворно стёр пятно белоснежной тряпкой и ослепительно улыбнулся. На шее одной из служанок Мэри увидела отвратительные язвы, но девка быстренько набросила платок и скрылась в кухне. Несколько раз девушка ловила боковым зрением, как кто-то слоняется туда-сюда в темноте, но, обернувшись, Шубина никого не видела.
– Мэри, душенька, ты ничего не ешь! – заметила маменька.
– Я не голодна, – ответила дочь, и тут же у неё заурчало в животе. Мэри покраснела и выдавила: – Аппетит пропал.
– Что ж, – кивнула мать, – откушай хотя бы киселя. Право слово, он выдался на удивление хорош. Для эдакой глуши.
Мэри кивнула и автоматически отправила в рот несколько ложек белёсой мутной жижи. Со стороны она здорово смахивала на сопли и совершенно не имела вкуса.
– Не угодно ли взглянуть, до чего довёл дитя? – фыркнула мать.
Отец побагровел, но ничего не ответил.
Ужин был испорчен окончательно.
Высокая складная служанка проводила Шубиных в комнату. Прислужница шла, освещая путь единственной свечой, отчего вокруг сгустились плотные тени. Они кружились и переползали с места на место, как живые. Девка провела постояльцев на второй этаж по скрипучим ступенькам, а затем вдоль узкого коридора почти до самого конца. Всю дорогу Мэри казалось, что кто-то пристально смотрит ей вслед. Девушка трижды оглядывалась, но никого не замечала.