Фома Гордеев
Шрифт:
– А почему это хорошо?
– спросил Фома, недоверчиво поглядывая на крестного.
– Ежели видим мы, что, взяв разных людей, сгоняют их в одно место и внушают всем одно мнение, - должны мы признать, что это умно... Потому- что такое человек в государстве? Не больше как простой кирпич, а все кирпичи должны быть одной меры, -понял? Людей, которые все одинаковой высоты и веса, как я хочу, так и положу...
– Кому же приятно кирпичом-то быть, -хмуро сказал Фома.
– Речь не о приятном, а о деле... Не всякому человеку можно рожу стереть, но ежели иного побить молотом, он будет золотом... А башка лопнет- что поделаешь? Слаба, значит, была...
– Говорил он также насчет труда... "Всё, говорит, машины работают, а люди от этого балуются..."
– Поехала кума, неведомо куда!
– пренебрежительно махнул рукой Маякин.
– Удивительно мне -какой у тебя аппетит на всякую пустяковину! "Машина"! Он бы, старый пень, подумал - какая она, машина-то? Железная!
– стало быть, ее не жалко, завел- она и кует тебе рубли... без всяких слов, без хлопот... пустил, она и вертится! А человек -он беспокойный и жалкий... он очень жалок порой бывает! Воет, ноет, плачет, просит... пьян напивается... в нем лишнего для меня- ах, как много! А в машине, как в аршине, - ровно столько содержания, сколько требуется для дела... Ну, я пойду одеваться... пора.
Он встал и ушел, громко шаркая туфлями по полу. Фома посмотрел вслед ему и вполголоса сказал, хмуря брови:
– Леший разве разберет всё это... один говорит так, другой - этак...
– Вот и в книгах тоже, -тихо сказала Любовь. Фома взглянул на нее, добродушно улыбаясь. И она ответила ему неясной улыбкой. Глаза у нее смотрели
устало, печально...
– Всё читаешь?
– спросил Фома.
– Да -а...
– уныло ответила девушка.
– И тоскуешь?
– Тошно... Одна потому что... Слова не с кем сказать...
– Плохо твое дело...
Она ничего не сказала на это, а лишь опустила голову и стала медленно перебирать пальцами кружево полотенца.
– Шла бы замуж...
– сказал Фома, чувствуя, что ему жалко ее.
– Отстань, пожалуйста...- некрасиво наморщив лоб, ответила Любовь.
– Чего отстань? Ведь пойдешь же...
– Вот!
– со вздохом и тихо воскликнула девушка.
– Вот я и думаю -надо... А как пойдешь? Ты знаешь ли - я такое чувствую теперь, - как будто между мною и людьми туман стоит... густой, густой туман!..
– От книг, - уверенно вставил Фома.
– Подожди! И я перестаю понимать, что делается... Всё мне не нравится, всё чужое стало... Всё не так, как надо, всё не то... Я понимаю это, а сказать, что не так и почему, -не могу!..
– "Не так, не так..."-забормотал Фома.
– Это у тебя от книг... Хоть я и сам тоже чувствую, что не так... Это может и оттого, что еще молоды мы...
– Мне сначала казалось, - не слушая его, говорила Любовь, - что я в книгах всё понимаю...
– Бро -ось ты их!
– посоветовал Фома пренебрежительно.
– Ах, полно! Разве это можно бросить? Ты знаешь -сколько разных мыслей на свете! О, господи! И есть такие, что голову жгут... В одной книге сказано, что всё существующее на земле разумно...
– Всё?
– спросил Фома.
– Всё! А в другой - напротив.
– Погоди! Разве это не чепуха?
– О чем разговор?
– спросил Маякин, являясь в дверях, одетый в длинный сюртук и с какими-то медалями на шее и груди.
– Так...- хмуро сказала Любовь.
– Насчет книг, - добавил Фома.
– Каких книг?
– Да вот она читает... прочитала, что всё на земле - разумно...
– Ну!
– Ну, а я говорю - враки!
– Н -да...-Яков Тарасович задумался, пощипывая бородку и прищурив глаза.
– Это что за книга?
– спросил он у дочери, помолчав.
– Маленькая такая... желтая...-неохотно сказала Любовь.
– Ты ее положи-ка на стол мне... Это неспроста тоже сказано- всё на земле разумно! Ишь... догадался какой-то!.. Н -да... это очень даже ловко выражено... И кабы не дураки -то совсем бы это верно было... Но как дураки всегда не на своем месте находятся, - нельзя сказать, что всё на земле разумно... Прощай, Фома! Посидишь, али подвезти?..
– Посижу еще...
Любовь и Фома снова остались вдвоем.
– Какой он у тебя, -кивнув головой вслед крестному, сказал Фома.
– Какой?
– На всё откликается, всё своим словом покрыть хочет...
– Да -а... умный!.. А вот не понимает, как тяжело мне жить...- печально сказала Любовь.
– Я тоже не понимаю... выдумываешь ты много...
– Что я выдумываю?
– раздраженно крикнула девушка.
– Да, -всё это... не твои ведь мысли-то- чужие!..
– Чужие... чужие...
Она хотела сказать что-то резкое, но оборвалась и замолчала. Фома смотрел на нее и, поставив рядом с нею Медынскую, грустно подумал:
"Какое всё разное... и люди и женщины... И чувствуешь всегда разное..."
На улице темнело, а в комнате уже было совсем темно. Ветер качал липы. сучья их царапались о стены дома, точно холодно им было и они просились в комнаты...
– Люба!
– тихо сказал Фома.
Она подняла голову и посмотрела на него.
– Знаешь... я ведь поссорился с Медынской -то...
– Из-за чего?
– оживляясь, спросила Любовь.
– А -так уж!.. Она обидела меня...
– Ну, это хорошо, что поссорился, - одобрительно сказала девушка, -а то бы она тебя завертела... она- дрянь, кокетка... ух, какие я про нее вещи знаю!
– Совсем она не дрянь, - угрюмо сказал Фома.
– И ничего ты не знаешь... Всё вы врете!
– Ну уж, извини!
– Нет... вот что, Люба, -тихо и просительно сказал Фома, - ты не говори мне про нее худо... Я всё знаю... ей-богу! Она сама сказала...