Фомо
Шрифт:
– Нет, нет, нет, нет, нет – повторял я то громче, почти крича, то тише, шепча себе под нос, меняя интонации.
Моя крохотная камера была сырой и мрачной. По стенам тянулись темные полоски какой-то жидкости, много лет стекавшей вниз. Кровать стояла в углу – скрипящая и низкая, накрытая тонким матрасом в полоску, которая потеряла свой цвет. Ни лампы, ни стола, лишь грязный умывальник и уборная.
Тяжелая
Не виновен, я не виновен – твердил я себе, но после всех допросов, всех дней и ночей, проведенных в этой каменной коробке, разные мысли стали закрадываться в голову.
Что, если я действительно виновен? Что, если все, что случилось со мной с того момента, как я вышел из дома не моей жены, я забылся и натворил что-то ужасное? А в бреду придумал сумасбродные оправдания моей жестокости?
И в чем же меня обвиняют? В разговорах следователя я не находил ответа. Его вопросы были…
– Тссс! – зашипел я сам не зная на кого и заставил все мысли в голове умолкнуть, чтобы расслышать, что творится за дверью. Четверо ног торопливо ступали, стуча каблучками, по полу тюрьмы и как будто приближались.
Дверь с лязгом распахнулась, и на пороге показались два амбала невысокого роста, худые и щуплые, в рубашках с коротким рукавом и фуражках, надвинутых на брови.
Они схватили меня и повели по коридорам налево, направо, прямо, вниз… Мне стали нравиться допросы – это был единственный способ сообщения с миром, с людьми, и теперь я, всякий раз шагая в комнату допросов, улыбался во весь рот.
Но что-то изменилось. Я выучил наизусть все коридоры, по которым меня таскали, но это еще ни разу не видел. Выйдя на первый этаж, мы повернули не влево, как это происходило раньше, а направо. Меня вывели на улицу, и я лишь на мгновение почувствовал, как по лицу, по шее прошелся солнечный свет, и закрыл глаза от удовольствия, вдыхая ноздрями свежесть, прохладу и пыль.
Открыл я их лишь когда оказался в новой комнате для допросов. Несясь по кондиционируемым коридорам в сопровождении двух охранников, я представлял, что все еще нахожусь снаружи, ветерок обдает мое лицо прохладой, а мои спутники – это две прекрасных девушки.
Но, к
Охранники строго стояли у дверей, сложив пальцы в замочек и смотря прямо перед собой. Один из них спросил у меня, чего это я, нахрен, лыбу давлю, и я перестал подхихикивать и просто улыбался. Я положил руки на стол и стал настукивать какой-то мотивчик, вдруг возникший в голове.
Наконец, вошел следователь, держа в руке пачку бумаг.
Он прокашлялся, осмотрелся, тяжело и устало вздохнул и медленно сел на стул напротив меня, бросив бумаги на стол. Когда он садился, ему приходилось двигать стул несколько раз, чтобы влезть и уместиться между стулом и столом, так что небольшое пространство комнаты то и дело разражалось жутким скрипом металла по полу. Наконец, допрос начался.
– Что это за место? – спросил я
– А-а… – растеряно и устало махнул он рукой – В нашей комнате ремонт, пришлось перебраться на время в детски сад напротив. Итак – переменив тон и нахмурившись, начал он – Так как я, как вы уже могли понять, следователь – он всегда начинал допрос с таких выражений – В мои обязанности, в отличие от обыкновенного патрульного или… или иного лоха низшего ранга, входит не только лишь применение физической силы, как, например, погоня за преступником или борьба с вооруженными группировками, но и, в большей степени, умственная деятельность. Сюда входит и сопоставление улик, фактов, событий, и поиск информации, и, как ни странно, психология. Каждый следователь, на мой взгляд, должен быть ознакомлен хотя бы с основами психологии, ведь преступления, будь то банальная кража или множественные убийства, несут в себе психологические предпосылки, к которым и стоит обращаться следователю, дабы подозреваемый раскрылся перед ним подобно цветку в погожий летний денек, когда пчелы несутся за пыльцой, журчание воды щекочет слух, а небеса голубы, как чистейшая горная река…
Конец ознакомительного фрагмента.