Фора хочет жить
Шрифт:
– Я знаю. Но это же грустно.
– Грустно. – оба немного помолчали, но светловолосый продолжил разговор. – Ты, пришел проститься?
– Мне кажется, я тебя больше не увижу. – Фора опустил глаза.
– А я не увижу тебя. – Йогансон отошел в сторону скрывая грусть и попробовал бесцельно пройтись вдоль мостовой.
– Ты, что-то тихий сегодня. Ведать точно конец приближается? – Фора нервно ухмыльнулся.
– Впервые сказать мне нечего. Ни возразить, ни опровергнуть. Даже послать некого и не куда. А как там Рагнхилдер? Как она?
– С ней все хорошо. – сдержано ответил Фора машинально преследуя друга в его антитраекториальной неспешной ходьбе.
– Как ее мысли? Она перестала настораживать тебя?
–
– Тогда почему ты прощаешься? – Йогансон остановился, испод густых бровей искоса глянул на друга.
– Ты мне скажи. – Фора странно улыбнулся. Йогансон ничего не ответил. – Я хочу сказать тебе спасибо, - мужчина протянул светловолосому руку, предварительно сняв теплые перчатки. Не сразу, Йогансон протянул свою.
– Меня за, что благодарить? Я всего лишь самодур. – поддельно усмехнулся скульптор.
– Ты был хорошим другом. Я бы сказал береги себя…Но не стану. Ты иди в бой, как всегда этого хотел, а я останусь жить…
В кабинете оливкового цвета было тихо. Двое человек склонились над телом Форы, который в полулежащей позе находился в кресле. Он был в бессознательном состоянии. Представители Системы Эмоциональной Безопасности сверили показания графиков и попросили некоторых сотрудников выйти.
– Это уже двести сорок четвертый элемент, который деактивировал своего друга. – произнесла женщина с седыми витиевато уложенными волосами.
– Да. И это странно. Как они могут знать, что это лишь симулятор друга? Это невозможно. Это всего лишь проекция их собственной двойственности. – озадачено поддержал размышления высокий мужчина.
– Неважно как. Это происходит. И Системе это не понравится. Дело из единичного случая превращается в массовую деактивацию. Нам нужно усилить контроль. – холодно внедрился третий мужчина с седой бородкой.
– Программа не выяснила, является ли Рагнхилдер угрозой.
– Однозначно сейчас каждый элемент, является потенциально опасным. – ответил третий.
– Мы можем отправить ее на повторное тестирование. – предложил высокий мужчина.
– Это вызовет подозрения. – не согласилась женщина.
– А бездействие грозит Системе. – парировал высокий.
– Если элемент деактивировал свое эго бессознательного, мы не можем вторично проводить тестирование. – сочным голосом оборвал спор третий мужчина. Протерев мясистыми пальцами усталые глаза, он добавил, тоном неподлежащим обсуждению.
– Усилить наблюдение и повысить уровень барбитурата во все капсулы. Готовьтесь саммус виро. Как и предполагалось…Грядут перемены.
11
Фора сидел за монитором и со слезами в фисташковых глазах смотрел новости. Санкционированный взлом системы со стороны хакеров позволил вещать на каждом канале массовые протесты и тысячные обращения людей со всего уцелевшего мира. Один за одним перед сотнями камер, люди различных возрастов и полов кончали жизнь самоубийством. Кто-то признавался в любви, кто-то восхвалял Бога, кто-то обращался к детям, кто-то к женам и братьям. Были даже любители слабо уцелевшей флоры и фауны. Люди обнимали животных и умирали. Прижимали цветы, падали в разноцветных полях, кружили вокруг деревьев и умирали. Фора смотрел на все это и не мог оторвать взгляд. Ему все происходящее казалось каким-то ненастоящим, сплошным дурдомом, непонятной, глупой вспышкой самодурства. Сотни, тысячи людей по собственной воли уходили из жизни. С динамиков только и доносились слова Любовь и Бог. И Бывший художник ни как не мог и не хотел понять этих странных людей. Он листал каналы, переключал станции, но повсюду были эти люди, мученики, смертники, одуревшие идиоты.
И вот, на экране, Фора увидел знакомое лицо, он невольно подался вперед, внимательно разглядывая появившуюся в эфире женщину. И действительно. Это была Мейро. Его дорогая, прекрасная подруга Мейро.
– Я благодарна за этот мир. За то, что я живу. Я восхищаюсь миром, который сотворен. Он прекрасен и полон чудес. Я облетела все уцелевшие континенты и острова. И понимаю, что такое великолепие мог сотворить только один, единый вечный и неделимый! Я хочу сказать спасибо, а мне запрещено раскрыть свое сердце. Тогда прошу о снисхождении ко мне и пусть душа моя упокоится с миром в обители твоей. Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной. Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Твоем многие дни… Мой единственный отец и добродетель это Господь. – тело высокой стройной женщины рухнуло замертво. В эфире уже показался другой мужчина, но перед глазами Форы, все еще застыл кадр падающей в небытие подруги. Бывший художник зажал голову руками и яростно зарычал в пространство не в силах остановить это массовое безумие, в котором участвовала его единственный верный друг. Которая, теперь навсегда ушла в мир неведомый и мало интересовавший его. Ее просто нет, повторял Фора, просто нет…
Открылась дверь и Фора вздрогнул, выключил быстро монитор. В проеме стояла какая-то растрепанная, совершенно растерянная Рагнхилдер. Она стояла так прямо перед ним, глаза ее были красны от слез, черные густые волосы не уложены и наспех собраны в пучок. Локоны сильных непослушных волос торчали в разные стороны и прилипали к мокрому лицу. Фора подбежал к спутнице и взял ее за худые руки, пытаясь привести в чувства.
– Не стоит. Не надо, дорогая. Прошу. Не смотри на это. Они глупцы. У нас все хорошо. Все хорошо, родная. – судорожно сипел он, то обнимая, то поглаживая женщину, сухие губы которой что-то бессвязно и беззвучно пытались шептать. – Умоляю не надо. Не делай этого. Ты нужна мне. Это все такие глупости. Прошу тебя. Мы же можем. Можем без всего этого. Ведь правда же? Мы проживем вместе долго-долго. Пожалуйста. Не делай этого. Останься со мной. Пожалуйста, не надо…
– Я тебя люблю. – слабо вырвалось из ее груди и Рагнхилдер тот час же впала в необратимое беспамятство.
– И я тебя. И я тебя. И я тебя. Всегда, всегда…И я тебя. – повторял Фора укладывая на колени безвольное бездыханное, очень быстро остывающее тело женщины. Он плакал и плакал как-то по-своему. Слезы просто катились, а он дышал и не дышал, продолжая монотонно повторять «и я тебя»…
12
На берегу обдуваемые ветрами сидели старики. Их лица были красны и поддернуты не только седой щетиной, но и явными, глубокими морщинами, которые лучше любого удостоверения кричали о возрасте их владельцев. Они сурово и безучастно смотрели в даль, каждый прибывая в собственных мыслях, а быть может, некоторые из них находились вообще вне всякого мыслительного процесса.
– Хорошо.
– Красиво. – скрипучие голоса стариков звучали как карканье голодных птиц.
– А у нас завтра с Дагюр годовщина. – нараспев заявил один из стариков, у него было очень широкое лицо с седой жесткой бородой.
– Отлично. Что делать будете? – спросил кто-то с лева.
– А черт его знает. Пригласим друзей, кто там еще живой. Посидим. Помолчим. Да и все наверное.
– А чего молчать? Ведь говорить то не запрещено? – каркнул совершенно ссохшийся старик по правую руку от широколицего