Фора хочет жить
Шрифт:
– Фора! Остановись! – не выдержала Рагнхилдер и в сердцах крикнула на спутника.
– Все хорошо. Не волнуйтесь. – умиротворенный и добродушный голос старца обращенный к Рагнхилдер, начал раздражать Фору еще сильнее и он добавил несколько неприличных колкостей в адрес представителей веры. – Это естественная реакция на духовников. Мы привыкли. Это нормально…Кто-то готов принять, кто-то опасается и посему принимает сторону отторжения. Ничего страшного. Однако отвечая все же на ваш вопрос, позвольте продолжить мысль моего брата. Да, мы слышали и конечно же знаем о том, что люди собираются на мятеж. Не справляясь
– Вы, молодой человек в чем-то правы, - обратился имам к Форе, который только перестал что-то бубнить – Наша жизнь вызывает подозрение. И приводит к законной мысли, а зачем и кто позволил нашим праотцам выжить? Не является ли наше выживание, очередным козырем, разменной монетой, показательным выступлением для правящих сил? Ведь подумайте, как только начнется волна самоубийств…- владелец густого голоса сделал не добрую паузу и уже менее звучным голосом продолжил, - После смертей…Обвинят во всем духовенство. Снова будет во всем повинен Бог и его слуги.
– Мученики, - подхватил его послание старец, - они были и будут во все времена. Это неизбежный процесс. И это печально…Без смерти, к сожалению, без самопожертвования не возможно ни одно изменение. Ни одна революция, ни одна смена власти, в какой бы то ни было отрасли, не может произойти без жертв и это сокрушает наши сердца.
– Ох как трогательно. – огрызнулся Фора.
– Приняли бы мы мученическую смерть? Да. Но если бы наши праотцы сразу раскрылись и начали сжигать себя на глазах прошитой публики, кто тогда сохранил бы знания и веру? – прозвучал монах в оранжевых одеждах. – Что тогда дала бы их смерть человечеству? Ничего. Только опустевший мир без Любви и Бога. Только и всего. И да, если раскодируют сердца и подарят людям свободу, мы будем теми, кто подаст им руку помощи. Кто позаботиться об их переполненных сердцах…
– Если человек пробыл долгое время без воды и пищи, разве можно ему вкушать безмерно питие? Нет. Это приведет только к гибели. Так и в том случае, если падут оковы со сдержанных сердец, нужны будут попечители, которые плавно введут людей в верные врата веры и любви. – подхватил имам.
– И потом снова начнутся распри и мятеж! – взорвался Фора.
– Каждый начнет тянуть одеяло правды на себя, уверяя, что он или тот другой прав и только его небесный верный проводник в вечную благодать! Не смешите. Это пока, вы дружные и такие спокойные. Дай только власть и преимущество, пойдет опять народ на народ и все по кругу! Давай убивать и ненавидеть! Как же все это глупо. – Фора встал не желая продолжать бессмысленный спор или разговор, он вообще перестал понимать зачем приехал сюда. Он протянул руку своей спутнице. – Нам пора ехать. Всего доброго! – через плечо бросил художник.
– Женщина репортер. – вдруг отозвался невозмутимый старец. – Ее сердце стремится к Богу…Берегите ее. А мы будем молиться о всех вас. В добрый путь.
– Да прибудет с вами Господь. – добавил имам.
– А вы не торопитесь говорить о любви. Будьте подле мужа своего и доверяйте ему. Он любит вас и меньше всего хочет потерять вас. – это послание от человека в оранжевых одеждах заставило Рагнхилдер расплакаться. Она безвольно поплелась за супругом.
Диалог № 327
– Ты помнишь наш давний разговор? Когда я выразил опасения насчет Рагнхилдер. – Фора и Йогансон стояли на мостовой. Перед ними расстилалось небо в золотисто розовом закате. Почти стемнело, но еще можно было распознать черты лица.
– Конечно помню. Мы тогда долгое время не могли встретиться. – Йогансон стоял в темно коричневой куртке с поднятым воротом. Его светлые волосы были затянуты в тугой хвост. Теплый широкий шарф, доставая до подбородка, защищал его шею от осенних ветров.
– Да, прости. Это я не мог. Всего столько случилось. И я еще работал над новыми картинами.
– Ничего страшного. Мы же друзья. – Йогансон погладил друга по спине. – Главное, что мы здесь и сейчас. Стоим себе и провожаем падающий день.
– Ты не скульптор. – заметил Фора согревая пальцы. – Тебе поэтом быть.
– Это опасное дело! – оба мужчины едва слышно, однако не весело рассмеялись.
– Насчет опасности. Я думаю нам всем скоро конец. – совершенно спокойно сообщил Фора.
– Откуда такая уверенность? – Йогансон был беспристрастен, он стоял ровно и прямо, расправив плечи, словно образцовый солдат минувших лет.
– Как никто другой ты это знаешь лучше меня. – Фора тоже не смотрел на собеседника, они оба смотрели вперед, в индивидуальную даль, как какие-то старые мудрые псы.
– Мне честь твои слова. А я думал, ты считаешь меня самодуром.
– Именно поэтому, я более всех уверен в тебе. Самодурство никогда не спасало мир. Эта человеческая особенность, только приводила одну эпоху за другой к ее неумолимому концу.
– Если бы не конец не было бы начала. Никакой другой эпохи, никаких открытий и достижений. Что хорошего жить в константе, в пассивной статике, в продолжительном мраке, в глобальной лжи измененного состояния? Это неестественно. Чтобы основать новое, под лозунгом «лучшее», непременно нужно свергнуть старое присвоив ему печать «худшее».
– А как понять, что оно уже устарело и его пора уничтожить?
– А здесь и понимать не нужно. Оно просто само собою устаревает. Аннигиляция происходит при помощи человечества, но без его рекомендации. Ты улавливаешь, что я хочу сказать?
– Наверное, да. – Фора спрятал руки обратно в карманы.
– И все же, как там насчет конца света?
– Я не говорил о конце света. – Фора улыбнулся и в мягком усилении темноты его зубы как-то неестественно белели в полумраке. – Я хотел сообщить о том, что люди скоро погибнут. В очередной раз причинят себе новую фатальную для большинства революцию.
– А перемены, хочу заметить мой друг, без жертв невозможны. – Йогансон так же повернулся к другу опираясь локтем о перила моста.